"Наталья Галкина. Пишите письма (Роман) " - читать интересную книгу автора

меня чуть не сбил с ног мчащийся, дабы ссыпаться с лестницы, румяный юноша с
канцелярской папкой в руке; вслед за ним несся разъяренный Наумов,
потрясавший лыжной бамбуковой палкой, кричащий: "Что ты сделал, мерзавец?!
Ты убил человека!" Через секунду от них осталось только эхо в темнеющих
дворах, где я, уходя, и простывшего следа их не застала. Ухмыляющийся Петик
пояснил мне: мол, совсем рехнулся Себенаумов, молодой человек - автор, в
произведении которого убили главного героя.

Через тридцать лет в разгар перестройки Наумов вышел из окна своей
новой квартиры на шестом этаже дома на Васильевском, и никто не крикнул ему,
что он убивает человека, никто не видел его полета метельной воробьиной
ночью, его нашли под утро. Он успел съездить на исповедь за город к своему
духовному отцу, написать атаксическим почерком паркинсоника открытку
близкому другу, в которой вскользь упоминал о своем нежелании быть в тягость
дочерям и бывшей жене. Еще успел он позвонить всем, кого любил, и помолчать
полминуты в трубку, слушая их "Алло, алло!".

Придя с маниакальным упорством через два дня (с нового квартала, ура,
две коммунальные тетки и один коммунальный дядька выписали "Правду" с
"Вечеркой"), я застала водопроводчика с кувалдой, только что разбившего
унитаз в туалете, чтобы жильцам было неповадно во время ремонта
канализационных труб шалить и нарушать, и сообщавшего возмущенной толпе: во
дворе над люками сооружены деревянные удобства деревенского типа, милости
просим. Осыпаемый проклятиями, этот человек с полтинника 20-х годов уходил
со своей кувалдою невозмутимо восвояси. Коридор гудел, все были в коридоре,
был и Наумов, в возникшей после ора паузе произнесший:

- Вот когда в 1925 году в Мавзолее прорвало канализацию, патриарх
Тихон, вскорости арестованный и погибший в ЧК, сказал: "По мощам и елей".

На фоне туалетно-елейной темы беседовать о сердечных делах, разумеется,
было неуместно.

Я решила завести разговор о своем любимом с Косоуровым.

Он-то получал письма постоянно, повод повидаться почти всегда был при
мне. Но он опередил меня, преградив мне дорогу, возникнув на окольной тропке
пустыря.

- Мне нужно поговорить с вами, письмоносица Стрелка, - сказал он. - Мне
нужна ваша помощь.

Он материализовался в сумерках в ответ на мою мысль так внезапно, что
ядаже не успела подумать: да неужели здесь и сейчас все выслеживают всех?!

Мы уселись на скамеечке возле груды строительного песка, изрытой
пещерками и утыканной ветками, забытыми совочками, жестяными формочками.

Мы курили. Косоуров поначалу подивился, что я курю; я старательно и
неумело затягивалась, и он улыбнулся. В паузе перекура я сказала: