"Наталья Галкина. Пишите письма (Роман) " - читать интересную книгу автора

- Летаете ли вы во сне? Один или с кем-то?

- Летал, когда рос. Единоличными вылетами ограничивался, без
эскадрилий.

- Отчего иногда чувствуешь ненависть к посторонним людям?

Тут выронила я пачку писем, расплакалась, собирая их, и быстрехонько
ретировалась.

Наумов сказал мне вслед:

- В жизни не сталкивался с такой идиотской анкетой.

Уснув в минувшую ночь, я не просто летала. Все бумажные змеи витали
надо мной и со мною, вся стая: доисторические, полные магии, парившие над
войсками Вильгельма Завоевателя, взлетавшие над пальмами Океании,
взыгрывавшие над головами умельцев, они праздновали во славу аэродинамики и
Эола День Змея девятого числа девятого месяца Поднебесной. Ветер проникал в
оскаленные пасти змеев-драконов, в пустоту туловищ, качались драконовы
перья, завывала "змеиная музыка" трещоток, свирелей, опийных головок мака,
натягивались леера, развевались ленты. Все корейские и малайские были тут, и
даже самый первый (конечно же, изобретенный греком, Архитом Торентским, ибо
все есть в Греции и все оттуда пошло) был явлен мне, а на гигантских
византийских пролетали угрюмо-восторженные воины, и один шваркнул в
ближайшую дюну свою миниатюрную самоделку для неприятельского стана -
зажигательную бомбочку. Проследовала стайка Вещего Олега из-под Царьграда,
кони и люди бумажны, позлащенны; а вот и компания детищ ученых мужей,
двигателей прогресса, изобретателей, господ Вильсона, Франклина, Ломоносова,
Ньютона, Эйлера, Харграва, Лилиенталя и Маркони со товарищи. Я уже сама
лечу, привязанная к змею, словно лазутчица времен русско-японской войны,
наши трансцендентные соревнования необычайно масштабны, и такую-то фору дают
всем осоавиахимовским забавам заокеанские гости, островные красавчики,
инженерно-технические шедевры, иллюстрированные молитвы праздника мальчиков!
два доблестных самурая кривят губы на северо-востоке, а знаменитый вор
Кинсуке Какиноки, прикрученный к своему гигантскому летуну и только что
укравший золотые чешуйки драконов и дельфинов с кровли крепости Нагоя,
задевает меня шелковым рукавом.

Меридианный ветер усиливается, я кричу, просыпаюсь, зная точно, что не
было среди стаи только змея Фукусукэ с изображением гнома, приносящего
удачу, потому что удача не для меня, у Студенникова есть жена и дочь,
которых спросонок я ненавижу мерзкой ветхозаветной ненавистью, внушенной
мне, должно быть, эммадойином, змеем-царем ада.

Хоть я и решила раз и навсегда порвать со Студенниковым, меня так и
подмывало поговорить о нем с кем-нибудь. Например, с Наумовым. Но в
ближайшие дни ни ему, ни соседям его не причиталось ни писем, ни газет.
Стало быть, зашла я в наумовский коридор сама по себе, но не тут-то было,