"Наталья Галкина. Ночные любимцы. Повесть" - читать интересную книгу автора

Звенели ударные, усердствовали тамбурины, бубны, кастаньеты,
били барабаны. Пели флейты (пара флейт померещилась Гансу
отпиленными винтовочными стволами), заливались тростниковые
дудочки и свирели, возобновляя дыхание, требуя постоянно воздуха
и усилий выдоха и вдоха. Вибрировали струны лютни, ребаба и
каманджи, похожей на виолу, звучали цимбалы. Лютня была
пятиструнной, и четыре струны являли тело музыки: желтая
холерическая зир, алая сангвиническая масна, белая
флегматическая миснас, черная меланхолическая бам; была и пятая
струна, струна души, радужная струна, не имеющая цвета.
Постепенно у Ганса захватило дыхание, пульс то ускорялся, то
становился нитевидным, приливы слез следовали за взрывами
радости -- музыка погружала в наркотический транс. Один из
слушателей кричал: "Душа улетает, душа улетает!" -- бил себя по
лицу, рвал на себе одежду. Люди падали ничком, бились головой о
землю. А музыка и не думала прекращаться, ее бесконечный
неисповедимый повтор нес в себе нечто навязчивое и угрожающее.
Тут в толпе зародилось движение, толпа учуяла толчок извне,
расступилась с криками, и группа людей ворвалась в маленький
оркестр, избивая музыкантов палками и плетями.
-- Что они делают? -- спросил Ганс стоящего рядом старика. --
Кто они?
-- Они борются с шайтаном, сина, -- отвечал тот, -- они
правоверные из правоверных, и, по их мнению, верующий не должен
слушать звуков лютни.
Лютню борцы с шайтаном разломали вдребезги, та же участь
постигла и свирель, и дудочку, и тамбурин. Музыканты, прикрыв
головы руками, бежали; за ними следовали и слушатели.
Правоверные, покончив с последними виолами, в свою очередь
удалились, оставив от всей сцены обломки инструментов с жилами
струн да клочья одежды. Побрел восвояси и Ганс, в душе которого
еще звучали несуществующие ныне духовые, струнные и ударные, да
капо аль фине, и опять, и опять, и опять.
Вдалеке ревел осел, увидевший шайтана; но и петухи, узревшие
ангелов, тоже покрикивали, а одуревшие от музыки окраинные
лягушки кваканьем воздавали хвалу Аллаху.
-- Ля илла! -- сказал Леснин.
Принеся домой письма, я их спрятала -- от самой себя?
Удовольствие растягивала, что ли? -- и увидела на столе две
книги. Первую решила я Камедиарову не отдавать, мне не хотелось,
чтобы она оказалась у него, это могло, почему-то решила я,
повредить Хозяину. Я собиралась засунуть книжку без начала и
конца на верхнюю полку, где стояли множественные истрепанные
неотличимые томики приложений к "Ниве", пусть Камедиаров ищет,
если не лень; да не станет он искать, а я скажу -- забыла про
него, поставила на полку, не помню куда. Теперь, видимо,
предстояло мне врать на каждом шагу.
Я открыла книгу, принесенную Эммери. Картинка с лунатичкой либо
сомнамбуличкой в ночной рубашке, с закрытыми глазами и
распущенными волосами шляющейся по оконному карнизу, простирая