"Наталья Галкина. Ночные любимцы. Повесть" - читать интересную книгу авторанастоящим египетским скарабеем, поворачивающимся на оси и
показывающим брюшко с резной печаткою. Я собиралась молчать, но на меня внезапно нашло. -- И все ты врешь, -- сказала я, -- нет у тебя никакого покровителя. Шиншилла остановился. -- Откуда почерпнута информация? -- Ниоткуда. Знаю -- и все. -- Этого никто знать не может. -- Только я. -- У тебя агенты охранки под началом? -- У меня кийяфа, -- сказала я, -- и частично фаль. -- Я надеюсь, -- сказал он медленно, -- это между нами и останется. Иначе мне придется тебя задушить. -- Неужели задушить? Вот она, любовь к искусству-то, какова. Может, ты меня утопишь, на всякий случай, прямо сейчас? Фонтанка рядом. -- Будешь теперь меня шантажировать? -- Нет. Но ты должен мне помочь. Все, произносимое мной, было для меня самой полной неожиданностью. Импровизация. -- В чем? -- Я хочу кое-что взять из библиотеки. Ты будешь стоять у входа, чтобы никто мне не помешал. -- У тебя проявляются уголовные замашки, малышка. -- Присутствовала тематическая беседушка во пиру честном, -- сказал Шиншилла, -- но мне и в голову не могло прийти, что ты примешь ее в качестве руководства к действию. Ладно, по рукам. Надеюсь, ничего ценного ты из библиотеки не слямзишь. -- Я возьму почитать несколько старых писем. Позапрошлого века. А потом с твоей помощью верну их на прежнее место. -- Ты сексотка или шпионка? -- Ни в малой мере, -- отвечала я, -- я просто любопытная тварь. Так получила я на следующий вечер пачку старинных бумаг, перевязанных тесьмою, и в своем портфельчике институтском утащила их домой. Что касается Ганса, то он в пятую белую ночь из обещанных тысяча одной ("Сколько лет мы теперь должны играть в карты, чтобы обозреть весь маршрут нашего любителя Востока?" -- спросил Николай Николаевич), увлекаемый толпой людей, оказался на окраине Пальмиры, где встретил бродячих музыкантов. Сперва музыка показалась ему монотонной, а как всякий немец (как и всякий армянин), Ганс был меломан и в музыке, как ему казалось, знал толк. Мелодия повторялась, варьировалась, возвращалась к исходной точке, начиналась сызнова, всякий раз орнаментированная по-другому, ее извивы напоминали Гансу орнамент сыгравшего с ним странную шутку восточного ковра и его тайную пестроту, погашенную темно-алым преобладающим фоном. |
|
|