"Наталья Галкина. Ночные любимцы. Повесть" - читать интересную книгу автора

бедуинские песни с одинаковым рефреном -- плачем по покинутым
стоянкам, по следу шатра и праху костра, -- они дошли до
Пальмиры, чьи золотистые стены и желтые капители колонн,
подобные кронам пальм, поднимались из желтого песка.
-- Вот цель твоего путешествия, сина, -- сказал Гансу проводник.
-- Прощай.
-- А разве вы не войдете в город?
-- Нет, -- отвечал проводник, -- мы обойдем город стороной и
пойдем дальше. Так, Бу Фатиля?
-- Все так, -- отвечал тот, ухмыляясь.
Через несколько дней в Пальмиру пришел караван, и один из купцов
поведал Гансу, что какой-то человек зарезал в пустыне
проводника, ограбил его и скрылся, даже не схоронив убитого,
должно быть, спешил; а у убитого в ладони зажат был лал, так,
верно, было что грабить. И на этом все, а про Пальмиру речь
пойдет дальше.
-- Ты, должно быть, и сам спешишь, тебе не терпится отыграться,
-- сказал Шиншилла, тасуя карты.
-- Сдавай, -- сказал Эммери.
Они увлеклись игрой, а я ускользнула в библиотеку.
У меня не выходило из головы зрелище, открывшееся мне, когда в
прошлый раз надела я темно-красную восточную маску, странный вид
библиотеки, изменившаяся комната; мне хотелось проверить,
является ли видение мое игрой воображения или следствием
снадобья из флакончика, которого нанюхалась я ненароком; может,
там был наркотик? Так велико было мое любопытство, даже страх
быть обнаруженной, схваченной за руку отступил; к тому же
надеялась я на собственное проворство и выработанную за годы
занятий фехтованием реакцию и думала мгновенно спрятать маску и
закрыть тайник, если кто-то двинется в библиотеку. Итак, я
надела маску, и снова аравийские благоухания овеяли меня, как по
волшебству изменились окружавшие меня книги, оплыли свечи; я их
задула и, подойдя к задернутым занавескам при входе, заглянула в
щелку между занавесками, посмотрела из темной библиотеки в
освещенное пространство комнаты.
На ширму, кресла и зеркало я посмотреть на успела. Я не могла
отвести глаз от игроков, чуть не вскрикнув, как вскрикивают
героини пьес и старомодных романов. Не исключаю, что могла бы в
тот момент даже грохнуться в обморок, наподобие вышеупомянутых
героинь, преувеличенно женственных и впечатлительных; впрочем,
советские женщины были крепко от обмороков отучены, и правильно,
иначе валяться бы им в бесчувствии круглосуточно, а кто же тогда
станет по магазинам метаться, полы мыть, народное хозяйство
поднимать, детей растить и шпалы укладывать?
Не вскрикнув и не упав в обморок, замерев, я глядела на сидевших
за столом картежников. Я знала, кто где сидел, и черты лица они
в основном сохраняли. Были узнаваемы. Но не из этой компании
вышла я несколько минут тому назад в зашторенную библиотеку. Я
не только видела их иными, я знала, почему они таковы, возможно,
обретя из-за ароматов Аравии бедуинскую кийяфу.