"Паулина Гейдж. Искушение богини " - читать интересную книгу автора

движутся. Она никогда еще не была позади храма, в лабиринте жилищ для
прислуга, кухонь, зернохранилищ и кладовых; так что теперь, когда ее тащили
вниз головой между деревьев, по аллее, проталкивались с ней в узкие дверные
проемы, она совсем запуталась. Судя по тому, что трава под ногами похитителя
сменилась сначала мощеной, а потом и земляной тропой, а также по тому, что
ветер сначала пропал, а потом вдруг набросился на нее снова, она догадалась,
что их путь лежит между какими-то зданиями. Один раз под ней с
головокружительной скоростью промелькнули раскрашенные каменные плиты,
которые показались ей знакомыми. Когда он наконец поставил ее на ноги в
узком темном коридоре, куда открывалось множество дверей, она чувствовала
себя совершенно запутавшейся, ее трясло от страха и последствий недавней
дремы. Похититель взял ее за руку и, ни разу не споткнувшись в темном
коридоре, быстро куда-то повел. Толчком открыл какую-то дверь в конце, вошел
внутрь, втянул за собой ее, так же быстро закрыл дверь и заперся изнутри.
Там он отпустил ее руку, и она услышала его возню. Тут же вспыхнул свет, и
ее глазам открылась маленькая комнатенка с белеными стенами, соломенной
подстилкой на полу, грубо сколоченным стулом и сундуком, который, очевидно,
служил по совместительству столом, потому что похититель поставил на него
лампу.
Он повернулся к ней, и она тоже уставилась на него, чувствуя, как
улетучивается страх. Он оказался не мужчиной, по крайней мере не взрослым
мужчиной, а совсем молодым, примерно одного возраста с Неферу, человеком с
сильными, правильными чертами лица и проницательным взглядом. Его бритая
голова сказала ей о многом, а мокрый, весь в пятнах ила калазирис,
облепивший его длинные ноги, поведал об остальном. Перед ней молодой жрец,
значит, сама она где-то на территории храма. Ей полегчало. Нет ничего
приятного, когда тебя выдергивают из привычного окружения и швыряют в
незнакомый и грозный мир грубых рук и неуважительных речей, да еще в такую
ночь, которая и сама по себе страшна и похожа на дурной сон, не говоря уже
об опасности заблудиться.
- Ты все еще дрожишь, - сказал он, его голос вибрировал низкими нотками
полуосознанного возмужания. - Воздух очень горяч, но от этого ветра можно
простыть насмерть.
Он взял с кровати обтрепавшееся по краям шерстяное одеяло и, прежде чем
она успела возразить, опустился перед ней на одно колено и начал растирать
ее так же энергично, как это делала Нозме.
Потрясение, вызванное бесцеремонным и деловитым обращением, помогло
Хатшепсут окончательно стряхнуть остатки сна. Когда ее кожа зарделась от
тепла, а зубы перестали стучать, она смогла наконец взглянуть на события
последних часов ясно, а не сквозь пелену милосердного сна наяву, который
привел ее сначала к постели Неферу, а потом выгнал в бурную ночь. Неферу
умирала. Неферу, может быть, уже умерла, и Хатшепсут, безвольно стоявшая,
пока этот удивительный юноша возвращал ее конечностям жизнь, заглянула в
черную, зияющую дыру будущего. Одновременно с уверенностью в смерти Неферу
ее посетила еще одна мрачная мысль. Она даже вздрогнула от неожиданности,
так что юноша замер и посмотрел на нее. Теперь она, Хатшепсут, была
единственной царской дочерью. Истинный смысл этого обстоятельства еще
ускользал от ее незрелого ума, но она помнила терпеливые объяснения матери:
"В нас, царских женах, течет кровь бога... Ни один мужчина не станет
фараоном, пока не женится на дочери царя". Слова Неферу, сказанные совсем