"Ганс Георг Гадамер. Актуальность прекрасного " - читать интересную книгу автора

exercitus, то есть совпадает с самовыявлением сказанного, самоустраняясь при
этом.

Осознание того, что язык есть способ мироистолкова-ния, предпосланный
любому акту рефлексии, явилось тем пунктом, с которого развитие
феноменологического мышления Хайдеггером и его последователями пошло в новом
направлении и повлекло за собой ряд философских следствий, в особенности же
следствий из историзма. Мышление всегда движется в колее, пролагаемой
языком. Языком заданы как возможности мышления, так и его границы. Но о том
же самом говорит и опыт интерпретации, которая, в свою очередь, имеет
языковой характер. Когда, например, мы не понимаем некоторый текст и
отдельное слово озадачивает нас своей многозначностью, предлагая разные
возможности своего истолкования, мы, бесспорно, имеем дело с препятствием на
пути языкового осуществления понимания. Когда же нам в конце концов удается
справиться с этой многозначностью и добиться однозначной ясности, мы
приходим к твердому убеждению, что поняли, как этот текст следует читать. Не
только грамматическая, но, как мне кажется, всякая истинная интерпретация
текста "предопределена" к самоупотреблению. Она должна играть, то есть
входить в игру, снимая себя в своем осуществлении. Сколь бы несовершенным ни
было это мое описание, из него явствует следующее: между критикой английской
семантики, проведенной Витгенштейном, и критикой аисторических процедур
феноменологического описания, проводимой критикой языка, то есть
герменевтическим сознанием, существует нечто вроде конвергенции. Способ,
каким мы сегодня погружаем

24

ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ XX ВЕКА

используемые нами понятия в историю, пройденную ими в качестве слов
естественного языка, стремясь тем самым пробудить в понятиях изначально
присущий им живой смысл, совпадает, на мой взгляд, с тем, что делал
Витгенштейн, обращаясь к живым языковым играм, не говоря уже о других
исследованиях в этом направлении.

В этом и заключается критика субъективного сознания, которая ведется в
нашем столетии. Язык и понятие столь очевидно и столь тесно друг с другом
связаны, что допущение, будто понятия можно "применять", или заявление типа
"я называю данный предмет так-то и так-то" равносильны разрушению самой
ткани философствования. Единичное сознание, если, конечно, оно претендует
быть сознанием философским, такой свободой не располагает. Оно вплетено в
язык, последний же никогда не есть язык говорящего, но всегда язык беседы,
которую ведут с нами вещи. Язык сегодня представляет собой тот философский
предмет, где происходит встреча науки и опыта человеческой жизни.

Подводя итог этим размышлениям, уместно, мне кажется, сказать о диалоге
сегодняшней философии с тремя великими собеседниками, выступившими из
глубины веков на авансцену нашего сознания. В первую очередь я имею в виду
присутствие в современном мышлении греков. Современность греков нашему веку
вызвана прежде всего тем, что слово и понятие у них еще не перестали