"Евгений Дзукуевич Габуния. Ангел пустыни (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Обычно экспертиза занимала дня два-три. Но прошло уже целых пять.
Голубев начинал проявлять признаки нетерпения, однако звонить Ольге
Александровне Евстратовой, старшему научному сотруднику музея "Новодевичий
монастырь" - филиала ГИМа - не стал. Евстратова считалась одним из самых
квалифицированных знатоков иконографии и вообще древнего русского
искусства, и майор догадывался, что Ольга Александровна, женщина деловая,
энергичная и обязательная, не будет без веской причины затягивать работу.
Наконец раздался звонок.
- Заключение готово, Алексей Васильевич.
Голубев уловил в низком, прокуренном голосе Евстратовой некоторое
волнение. - Вы можете приехать прямо сейчас, не откладывая?
- Еду, дорогая Ольга Александровна, но почему такая спешка? - Ему
невольно передалось волнение Евстратовой.
- Вот приедете - и поговорим, - эксперт положила трубку.
Голубеву повезло: разгонная "Волга" оказалась на месте. Вскоре она
остановилась возле стены красного кирпича, за которой взметнулось к небу
красно-белое стрельчатое здание Новодевичьего монастыря. Голубев пересек
заполненный галдящими, возбужденными, увешанными фото- и кинотехникой
итальянскими туристами двор и толкнул тяжелую дубовую дверь, ведущую в
приземистое здание с маленькими оконцами. И хотя майор довольно часто
бывал здесь, ему всегда странно было видеть в бывшей монашеской келье
телефонный аппарат, массивный сейф (точно такой же, как в его кабинете) и
другие приметы современной цивилизации.
Ольга Александровна сидела в комнате с низким сводчатым потолком за
обшарпанным письменным столом и сосредоточенно курила. Голубева она
приветствовала улыбкой, неожиданно легко для своей полной, даже грузной
фигуры поднялась, извлекла из сейфа икону и подала майору. На ней был
изображен какой-то святой со сложенными крыльями, как будто он только что
спустился с небес на грешную землю, точнее - пустыню, ибо за спиной у
святого простирались пески; на горизонте виднелись горы. Голубев невольно
залюбовался чистыми, светлыми, золотистыми, насыщенными тонами,
выразительным ритмическим рисунком, мастерской композицией. Но больше
всего его поразило лицо святого: возвышенное, преисполненное огромной
духовной силы и значительности. Это было лицо живого, смертного человека,
а не бесплотного ангела.
Голубев перевел удивленный взгляд на Евстратову, которая с
нескрываемым интересом наблюдала за выражением лица майора. Прикурив от
большой мужской зажигалки новую сигарету, спросила:
- Что же вы молчите, Алексей Васильевич?
- Так это же совсем другая доска, ничего не понимаю, - растерянно
пробормотал он.
- Ошибаетесь, милейший товарищ майор. Доска та же самая... Только...
- Та же самая? - удивленно повторил Голубев. - Значит...
Ольга Александровна не дала ему договорить:
- Вот именно! - Она глубоко затянулась. - Доска записана по-новой, и
весьма профессионально. Этого художника бы к нам, сюда, отличный
реставратор бы получился. Однако мне почему-то кажется, что МУР не
разрешит.