"Тосиюки Фую. Дырявый носок (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу автора

Я учился с Оцукой в Хигасимураяме с четвертого класса начальной школы.
После окончания войны болезнь моя прогрессировала, в то время как состояние
Оцуки оставалось прежним. Незадолго до того, как меня перевели в клинику на
острове во Внутреннем море, он вернулся в общество. Года на два наша связь
прервалась, а как раз накануне окончания школы Оцука совершенно неожиданно
навестил меня. У него наступил рецидив, и он думал подлечиться, но в
Хигасимураяму ему ехать не хотелось. Не без трудностей Оцука поступил на
лечение в наш лепрозорий, а года через два вновь покинул его. Формально он
не был "возвращенцем", а просто взял долговременный отпуск для поездки на
родину. В Токио он и поступил на эту фабричку. Я в то время был уже в Гумме,
там и нашла меня его открытка.
Из телеграммы, извещавшей о смерти, я узнал, что он трижды возвращался
в клинику.
В Хигасимураяму я приехал, когда кремация уже закончилась. Умер он от
острого гепатита. Не послушав врача, он почти месяц пролежал дома, когда же
его доставили в лепрозорий, болезнь оказалась слишком запущенной.
Взглянув на фабрику, я понял, что мне трудно сразу покинуть это место,
и решил пройтись по окрестностям, где Оцука, должно быть, ходил каждый день.
Добравшись до этого садика, я в рассеянности присел на цементную ограду. В
руках у меня была золотистая зажигалка, принадлежавшая моему покойному
другу.
В детстве Оцука, крепкий малый, обладал большой физической силой и при
этом был способным и в учении. В общежитии, где мы жили, поселилось
несколько взрослых, проходивших курс обязательного всеобщего обучения, но и
перед ними, если случалось ссориться, Оцука никогда не пасовал.
В шестом классе у меня стало хуже с руками и ногами, я сделался
мнительным, обижался по всякому поводу. С какой досадой и завистью смотрел я
на кукурузу и бататы, которые более здоровые ребята получали в качестве
вознаграждения за помощь на огородных работах! Во дворе общежития ставили
переносную печурку, и они с шумом и гамом стряпали что-то из своей добычи,
заработанной детским трудом, тут же все поедая. Иногда это были каштаны,
собранные в ближайшем лесу, иногда желтые плоды гинкго, грибы, или змея, или
пиявки.
Еды катастрофически не хватало. Утром и вечером нам давали только по
чашке рису с гаоляном или соевыми бобами, в обед - ломоть черствого
кукурузного хлеба, водянистый батат или кусок тыквы.
Я и сейчас не в силах забыть этого. Как-то раз я поднял незрелый плод
хурмы под деревом неподалеку от общежития.
- Дурак! - Раздалось у меня над головой. Взглянув наверх, я увидел, что
на дерево взобрался один из наших ребят. Хурму, которую я поднял, он сбил с
дерева, орудуя короткой бамбуковой палкой. Это был паренек по фамилии
Хагино, на год старше меня. Он соскользнул с дерева и стукнул меня по щеке
палкой. Я было извинился, но он продолжал колотить меня, на лице у меня
выступила кровь. Он бил меня по рукам, которыми я закрывал лицо. Поражение в
войне и разруха, последовавшая за этим, ожесточили детские души.
Один только Оцука был добр ко мне. Иногда он отдавал мне часть
заработанного, хотя неписаный кодекс запрещал ему делиться открыто. В то
время девизом подростков было "не работаешь - не ешь".
После школы Оцука вошел в бейсбольную команду лепрозория и через пару
лет стал выдающимся "питчером" - подающим. Наши бейсболисты сражались с