"Тосиюки Фую. Дырявый носок (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу автора

невозможно было это скрыть.
- Простите, заставил вас ждать. - Передо мной стоял Киёмидзу. Он держал
конверт из коричневой оберточной бумаги.
- Я посоветовался с директором издательства. Мне очень жаль, но мы не
сможем принять вас на работу. Сочувствую, но, пожалуйста, подыщите
что-нибудь более подходящее... - выговорил Киёмидзу, не поднимая глаз. В его
словах и поведении сквозило беспокойство - ему не хотелось травмировать
меня. - Здесь кое-что... Это вам. Деньги на обед и транспортные расходы. -
Киёмидзу положил передо мной конверт.
Всем моим существом овладела страшная усталость. В вялом изнеможении я
подыскивал слова, какие следовало бы произнести. У меня вдруг заныла лодыжка
левой ноги.
- Позвольте только спросить, - начал я хрипло, и Киёмидзу, сохраняя
выдержку, опустился на диван. Он сложил между колен красивые руки с голубыми
жилками.
- Почему мне отказано, по какой причине?
Киёмидзу бросил на меня быстрый взгляд:
- У нас ведь маленькое газетное издательство, и, если бы вы стали у нас
работать, вам пришлось бы рыскать в поисках информации, пришлось бы делать
все наравне с другими. У вас плохо с руками, вы ими не владеете, мы и
подумали, что вам физически не годится эта работа...
- И все же позвольте мне попробовать хоть неделю, хоть десять дней,
неважно, по силам мне это или нет...
Киёмидзу слегка скривил губы.
- Н-да, но... - На лице его появилась саркастическая усмешка. Заметив
это, я вдруг почувствовал себя униженным.
- Причина отказа, значит, в том, что я физически не справлюсь?
- Нет, пожалуй, кое-что и кроме этого...
- Что же?
- Видите ли, я не могу вам сказать.
- Дело в том, что я - бывший прокаженный?
Киёмидзу молчал. Его молчание недвусмысленно подтверждало мои слова. Со
дна унижения вскипел гнев. Я бессознательно схватил со стола чашку. В ней
оставалось немного чая, того, что наливал мне Ямада. С чашкой в руке я
поднялся.
- Что вы делаете?! - Киёмидзу, бледный, смотрел на меня. Его голос
привел меня в чувство. Порыв швырнуть в него чашкой прошел. Рука, которой я
зажал чашку, мелко дрожала. Я хотел было поставить чашку на стол, но,
видимо, сжимал ее слишком сильно, она, как приклеенная, никак не отделялась
от руки. Я хотел опустить ее тихонько, однако в ней, по-видимому, была
трещина, и чашка с треском раскололась надвое. Чай, стекая с края стола,
начал капать мне на ботинки. По белому излому черепка - я все еще держал его
в руке - красной ниточкой побежала кровь. Боли я не чувствовал.
Киёмидзу, очнувшись, вскочил.
- Сию минуту, чем-нибудь прижечь...
Я хрипло, точно давясь словами, произнес:
- Не надо ничего. Прошу извинения... - Отдирая один за другим пальцы, я
положил черепок на стол. Ощущения мои притупились. Для искалеченной руки,
где и кожа истончилась, все это было нормальным. Из среднего пальца хлестала
кровь. Окровавленной рукой я схватил послужной список, лежавший на газетах,