"Тосиюки Фую. Дырявый носок (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу автора

- ...
- Дело в том, что мне приходилось раньше встречаться с инвалидами,
похожими на вас.
Я весь напрягся. То, что собирался произнести Киёмидзу, было
овеществленным дурным предчувствием. Я-то надеялся - а может, он не обратил
внимания на мою болезнь? Я внушал себе: спокойно, не нервничай, сохрани
хладнокровие. Болезнь обнаружила себя, но ты же излечился, чего же бояться?
- Лет десять назад - в то время я еще был репортером в газете
"Иомиури", - я как-то раз поехал в парламент для сбора информации, в тот
день туда явилось множество инвалидов с петицией. Я расспросил, и
выяснилось, что они - из ближайшего лепрозория...
Кровь отхлынула у меня от лица, тело стала бить мелкая дрожь. Слова
Киёмидзу повергли меня в шок.
Прервав свою речь, Киёмидзу достал из внутреннего кармана
угольно-серого пиджака пачку сигарет. Вытолкнув одну сигарету сантиметра на
два, он предложил ее мне. Я неопределенно покачал головой. Тогда Киёмидзу
вытащил сигарету, постучал по ней легонько ногтем большого пальца и сунул в
рот. Он, казалось, избегал смотреть на меня. Взяв в руки спичечный коробок,
лежавший на краю пепельницы, он с такой силой чиркнул, что из коробки выпало
несколько спичек. Мягко поплыл сладкий запах дыма.
- Право же, простите мою бестактность. Прошу вас, не расстраивайтесь, -
сказал Киёмидзу, пряча глаза.
Я был в смятении. На что намекал Киёмидзу? Каков был истинный смысл его
слов? Означало ли это "запираться бессмысленно, признайся честно"? Или он до
крайности простодушно предается воспоминаниям? Кровь, отхлынувшая было у
меня от головы, резко прилила обратно и запульсировала так, что в висках
застучало. В такой ситуации делать вид, будто ничего не понимаешь, было
мучительно. Многие не владеют руками-ногами, но таких, у кого еще и на лице
черноватый рубец, похожий на след от ожога, таких крайне мало. Кроме того,
именно это - один из характерных симптомов болезни Хансена.
Если бы я сознался, насколько бы мне стало легче! Если меня возьмут на
работу, когда и где мы с ним окажемся вот так, с глазу на глаз? Когда улик
много, они рано или поздно должны обрушиться и погрести меня под собой. Мне
этого не вынести...
- В лепрозории, о котором вы упомянули, пришлось побывать и мне, -
решился я.
По лицу Киёмидзу промелькнула неясная тень.
- Но теперь все изменилось. Я вылечился и совершенно не заразен. Если
надо, могу представить справку от врача, - произнес я, запинаясь. Голос мой,
казалось, тает где-то в пустоте, не достигая слуха Киёмидзу.
И в послужном списке я солгал. Не мог же я написать, что находился в
лепрозории, никто бы не принял меня на работу, - говоря это, я все больше
терял присутствие духа. Я открылся Киёмидзу, камень с души был снят. Взамен
этого вместе с жалостью к самому себе у меня появилось ощущение чего-то
забавного. Киёмидзу молча слушал. Сигарета, лежавшая на краю пепельницы,
собиралась вот-вот разгореться, испуская слабый дымок.
- Я буду работать, как бы трудно ни пришлось. Изо всех сил буду
стараться. Раньше в лепрозории я два года редактировал газету. Нельзя,
конечно, говорить, что это опыт, но полезным по крайней мере я буду... -
Ощутив тщету своих слов, я замолчал.