"Франц Фюман. Еврейский автомобиль" - читать интересную книгу автора

был среди первой шестерки. Я вошел в склад, и мне показалось, что сердце
мое остановилось. В складе на деревянных решетках лежали винтовки.
Винтовки, бог ты мой, настоящие винтовки, такого мы себе и представить
не могли, и я подумал, что мы приехали сюда, чтобы перевезти винтовки на
другое место. Но нас стали вызывать, и мы подходили по одному, я подошел
четвертым к окошечку перед деревянными решетками, и получили наше оружие,
настоящее оружие, какое носят настоящие солдаты: карабины 98-К и пять
обойм боевых патронов. Я первый раз держал настоящую винтовку, взвесив ее
на руке, я ощутил ее тяжесть. Потом мы расписались в ведомости и вышли
наружу, держа винтовки в руках, и наши товарищи недоверчиво смотрели на
нас. Потом вызвали еще шесть человек, они вошли в барак и вернулись с
винтовками, и так у всех нас появилось оружие, настоящее оружие.
Я открыл затвор и посмотрел через канал ствола, блестящего нарезного
ружейного ствола, и все товарищи вокруг взвесили винтовки в руках, открыли
затвор и посмотрели в канал ствола, и небо превратилось в крошечный
голубой кружочек в конце бесконечной стальной спирали. Потом мы закрыли
затворы, и теперь, о господи, винтовка была заряжена, и мы смотрели сквозь
прорезь прицела на мушку, и внезапно дерево, на которое мы смотрели, и его
ветви и листья превратились в точки, которые нужно было взять на мушку
сквозь прорезь прицела, весь мир превратился в мишень, и фельдмейстер
заорал: "Друг на друга не наводить, бездельники!"
Мы уставились на свои винтовки, стараясь запомнить номер, затем
перекинули их через плечо, вскочили на велосипеды, вернулись на план и
начали упражнения: "На плечо!", "К ноге!", и первый раз упражнения
доставляли нам удовольствие. Фельдмейстер даже похвалил нас и сказал, что
хорошим исполнением ружейных приемов мы загладили утреннюю расхлябанность.
Мы поехали в тир и стреляли боевыми патронами по мишеням, и я два раза
попал в семерку и один раз в девятку, выполнил норму и был счастлив. День
пролетел, как одна минута, мы упаковали ранцы, лишние вещи отослали домой,
до блеска начистили велосипеды, смазали винтовки, потом опять поехали в
тир и стреляли по мишени, изображавшей человека: грудь, голова, стальная
каска, мы попадали и в грудь, и в голову, и в каску.
Вечером, когда мы, устав до смерти и сидя на своих упакованных ранцах,
спорили, пойдем ли мы в Персию или в Индию, раздался пронзительный звук
ударов в железный рельс, и наш старший закричал:
"Газы!" Мы натянули противогазы и выскочили наружу. Химическая тревога
бывала уже много раз, с тех пор как мы стояли здесь, на холме над
болотами. Это была излюбленнейшая и самая жестокая форма муштры. По
сигналу химической тревоги нас заставляли натягивать противогазы с
привинченными фильтрами, бегать, петь и ползать на четвереньках. Но
сегодня это не было издевательством. Фельдмейстер сделал нам знак
собраться вокруг не: о полукругом и приглушенным голосом сказал, чтобы
каждый проверил, не пропускает ли его маска воздух, потому что это больше
не шуточки, а вопрос жизни и смерти - русские на все способны, и на
газовую атаку тоже. Мне показалось, что я плохо его понял.
Мы глазели друг на друга сквозь круглые окошечки противогазов. Русские!
Значит, русские! Уже стемнело, внизу, у края болота, какой-то офицер
сжигал документы, я видел потрескивающие красные языки пламени, и их свет
играл на черной воде среди травы, и запах обуглившейся бумаги доносил до
нас слабый западный ветерок, по мы не чувствовали его, мы были в