"Франц Фюман. Еврейский автомобиль" - читать интересную книгу автора

внимал железной поступи истории. Весь день я ни с кем не разговаривал,
мать тоже молчала и прилаживала шторы, чтобы затемнить окна в спальне,
отец сидел в трактире "У Рюбецаля" и обсуждал военное положение. Вечером
мы встретились на улице, он взял меня под руку и пошел со мной по дороге в
горы. Окна домов были затемнены, нигде не было видно света, мир казался
черным, как подземное царство: темная пещера, придавленная ночным
небосводом. Вечер был ветреным, серые и черные тучи проносились над
вершинами гор, мчалась Бешеная охота* [* Бешеная охота - в легендах
средневекового германского эпоса - призраки погибших в сражениях, которые
беспрестанно носятся по небу, как охотники, преследующие зверя.]: впереди
всадник, за ним беснующиеся кони и псы, и Бешеная охота несется к месяцу,
лимонно-желтый сверкающий серп которого стоит над горной вершиной.
- Старый еврейский бог мстит за себя, - прошептал мой отец. Он твердо
держался на ногах, хотя много выпил, он тихо бормотал, но язык его не
заплетался: - Старый еврейский бог мстит за себя, - шептал он и
неподвижными глазами смотрел на Бешеную охоту, которая терзала месяц и
пожирала его.
- Он зарвался, - продолжал шептать мой отец. - Он зарвался и теперь
всех нас погубит вместе с собой.
Я не понимал, что он говорит. Я испугался. Уж не бредит ли он?
- На этот раз он погубит весь мир, - шептал мой отец, он схватил меня
за плечо и вдруг закричал: - Это мировая война, мой мальчик, ее Германия
не переживет!
Его слова поразили меня, как удар обухом.
- Но ведь у нас есть фюрер, - пролепетал я, сбитый с толку, и я сказал,
что еще не было ни одной войны, в которой солдаты понимали бы так ясно, за
что они борются.
- Так за что же? - спросил мой отец.
Я не смог ответить ему и вдруг почувствовал, как заколотилось мое
сердце. Было темно, ревела буря, она поглотила месяц, я слышал ее
завывание, искал ответ и не находил его. Я заговорил о чести, о свободе, и
едва я произнес эти слова, как они показались мне пустой фразой, а мой
отец сказал, что завтра Франция и Англия объявят нам войну и Америка
последует за ними, и это будет закатом Германии. Вдруг он покачнулся, язык
его начал, заплетаться, я взял его под руку и повел домой. Идти
приходилось ощупью: темнота, словно море, поглотила землю.
На следующий день, а может быть, это был и не следующий день, Франция и
Англия объявили Германии войну, но об этом дне я совсем ничего не помню.
Снова начались занятия в школе, радио сообщало о все новых и новых
победах, наши танки неудержимо вклинивались в территорию противника. Мы
бомбардировали Варшаву, перешли Нарев, а французы и англичане стояли у
линии Зигфрида и не произвели ни единого выстрела, и будущее снова
предстало нам в розовом свете.
- Великолепно он это проделал, наш фюрер, - говорил мой отец, словно у
него и тени сомнения не было в том, что фюрер сможет это проделать.
Половина класса записалась в армию добровольцами, но нас не взяли.
- Германия не нуждается в том, чтобы на воину шли мальчики, - сказал
нам майор Глазер на призывном пункте. И мы снова вернулись за парты.
Через шестнадцать дней фюрер покончил с Польшей и присоединил Вартегау,
и Верхнюю Восточную Силезию, и "польский коридор", и Данциг, и