"Лука Ди Фульвио. Чучельник " - читать интересную книгу автора

Увлечение таксидермией пришло к нему уже в зрелые годы, но он тут же
признал его краеугольным камнем своего существования, не проявившейся до сих
пор отличительной чертой своей натуры. Два этапа его ремесла - охота на
зверя и последующее изготовление чучела - приводили в гармоничное сочетание
садистские наклонности и страсть к искуплению вины.
Он шел, опустив голову, а силки и капканы, которые он нес за спиной в
мешке, создавали звенящее музыкальное сопровождение его шагам, призванное
ударять в барабанные перепонки его жертв запоздалым предупреждением. Смысл
его становился ясен жертве, лишь когда она погружалась во тьму небытия.
Четкий и ясный облик охотника отпечатывался на сетчатке и пропадал вместе с
гаснущим светом в глазах. Ни одна из этих тварей не могла подать сигнал себе
подобным: человек не давал им времени на это. Он убивал их молниеносно.
Прежде, в самом начале своей эпопеи, он просто ловил зверушек и расправлялся
с ними дома, но отсрочка убийства не приносила ему такого удовлетворения.
Стиснуть в кулаке соловья, прилипшего к ветке, которую предварительно смазал
клеем, ощутить дрожащее тепло маленького тельца и одним быстрым движением
свернуть тонкую шейку, почувствовать, как мгновенно деревенеют лапки,
вытягиваются и безвольно опадают крылышки, становясь еще более беззащитными,
чем при жизни, - что может сравниться с этим наслаждением? В начальный миг
трупного окоченения очередной жертвы все существо охотника пронизывал мощный
поток любви. Он будто становился единым целым с этой тварью, с тем, кто она
есть, вернее, кем была. Он ласкал их, давал им имена, разговаривал с ними.
Быть может, потому он так преуспел в изготовлении чучел: он тем самым
воздавал им должное, общался с ними, любил их. Видел свое лицо в их серых,
помутневших глазах, делился с ними сокровенными мыслями. И мир таким образом
подлаживался под его видение и восприятие. Беседы со смертью примиряли его с
жизнью.
А сознание вины было томным и чувственным.
В тот день, после получаса ходьбы под аккомпанемент собственных шагов и
скрежета ржавого железа, что он тащил на себе, как бесценное сокровище,
охотник заприметил можжевеловый куст, как нельзя лучше подходящий для
засады. Он срезал путь по лугу, подошел к колючему растению, осмотрел его,
выбирая наиболее удобные ветки, и сбросил на землю свои железяки. Затем
ружье. Из серого военного рюкзака вытащил прозрачную, герметично закрытую
банку. Внутри переливалась густая клейкая жидкость янтарного цвета, с
неохотой повинуясь закону всемирного тяготения, подобно нарочитой
медлительности его мыслей. Он поставил банку на ясеневый пень, поросший
грибами, и вновь начал рыться в рюкзаке. Из бокового кармана извлек
обернутую пленкой плоскую, заскорузлую кисть. Ее он тоже положил на пень,
после чего закрыл рюкзак. Вновь осмотрел ветки можжевельника, попробовал их
на прочность; сквозь колючки заглянул вглубь куста, проверяя, нет ли там
гнезд, и уселся на землю.
Ткань брюк мгновенно пропиталась влагой. Вдоволь надышавшись утренней
свежестью, он приступил к охоте. Как только он поднялся на ноги, выражение
его лица изменилось, глаза сверкнули азартом.
- Вот сейчас... - сказал он вслух.
Тело сотрясала дрожь возбуждения, фантазия разыгралась в предвкушении
жертвенного изобилия, рот наполнился слюной, чувственное наслаждение было
сродни боли.
Он стряхнул кисть, открыл банку и начал аккуратно обмазывать выбранные