"Макс Фриш. Homo Фабер" - читать интересную книгу автора

рода изданиях, учите иностранные языки, господа, но в путешествиях,
поверьте, есть что-то средневековое, уже сегодня средства связи таковы,
что мир познается с доставкой на дом, не говоря уже о завтрашних и
послезавтрашних технических достижениях; ездить с места на место - это
просто атавизм. Вы смеетесь, господа, но дело обстоит именно так,
путешествие - это атавизм; настанет день, когда средства передвижения
вообще изживут себя и только молодожены будут странствовать по свету в
экипажах во время своего медового месяца, да, да, только одни
молодожены!.. Вы смеетесь, господа, но вы это сами увидите".
И вот я встретил его в центре Парижа.
Быть может, поэтому он и смеялся все время. Быть может, неверно, что у
него (как говорят) рак желудка, и он смеется потому, что вот уже два года
все твердят, будто, по мнению врачей, он и двух месяцев не протянет, - он
над ними смеется, он так уверен, что мы еще встретимся...
Заседание длилось ровно два часа.
- Вильямс, - сказал я. - I changed my mind [я передумал (англ.)].
- What's the matter? [Что такое? (англ.)]
- Well, I changed my mind.
В машине я сказал Вильямсу, который решил подвезти меня до гостиницы,
что я все же подумаю, не сделать ли мне короткой передышки, не устроить ли
себе, так сказать, каникулы по случаю весны - недели на две, не больше,
маленькое путешествие: Авиньон, Пиза, Флоренция, Рим. На этот раз он уже
не вел себя странно - наоборот, был невероятно мил, сверх всяких ожиданий:
он тут же предложил мне воспользоваться его "ситроеном", поскольку он на
следующий день улетал в Нью-Йорк.
- Walter, - сказал он, - have a nice time! [Вальтер, желаю тебе приятно
провести время! (англ.)]
Я побрился и переоделся на случай, если будут билеты в оперу. Я пришел
намного раньше условленного времени, хотя и проделал весь путь до
Елисейских полей пешком. Я сел в кафе рядом, на застекленной отапливаемой
веранде; и, прежде чем мне успели принести перно, мимо прошла, не замечая
меня, чужая девушка с рыжеватым конским хвостом, она пришла тоже куда
раньше, чем условлено, я мог бы ее окликнуть...
Она села за столик в соседнем кафе - там, где мы должны встретиться.
Я был счастлив. Я неторопливо потягивал перно и наблюдал за ней сквозь
стекло веранды - как она что-то заказала, как ждала, как курила и как один
раз глянула на часы. На ней было черное короткое пальто с капюшоном и
деревянными палочками вместо пуговиц, а под ним ее синее вечернее
платьице; она оделась, чтоб идти в оперу, - молодая дама, которая,
наверно, впервые красила губы. Она пила лимонный сок. Я был счастлив, как
никогда еще не бывал в этом Париже. Я ждал официанта, чтобы заплатить и
уйти в соседнее кафе, к девушке, которая меня ждет! При этом я был чуть ли
не рад, что он все пробегал мимо, хотя и выражал по этому поводу свое
возмущение. Никогда еще я не был так счастлив, как в эти минуты.


Уже после того, как мне стало ясно, каким образом все сложилось так,
как сложилось, и, главное, стараясь осмыслить тот факт, что девушка,
согласившаяся сопровождать меня в парижскую оперу, оказалась тем самым
ребенком, которого мы оба (Ганна и я) не хотели иметь по личным мотивам,