"Макс Фриш. Homo Фабер" - читать интересную книгу автора

Сабет сразу сказала:
- Вам надо жениться, мистер Файбер.
Но тут появился ее друг, который обежал все палубы, чтобы найти ее и
пригласить на танец. Он вопросительно взглянул на меня.
- Пожалуйста, пожалуйста, - сказал я.
У меня осталась только ее сумочка.
Я прекрасно знал, о чем я думал. Но этого не скажешь словами. Я поднял
бокал и вдохнул запах вина, я не хотел думать о том, как это бывает между
мужчиной и женщиной, и все же невольно эта картина возникла у меня перед
глазами. Я испытал изумление и испуг, словно в полусне. Почему это
происходит именно так? Если подойти к этому отстраненно - почему это
происходит так, как происходит? Когда сидишь и поглядываешь на танцующие
пары и вдруг представляешь себе этот акт во всей его плотской
конкретности, возникает ощущение, что это не по-человечески. Почему именно
так? Абсурд какой-то; когда желание, инстинкт не побуждают к этому,
кажешься себе сумасшедшим только оттого, что такая идея могла прийти тебе
в голову, это представляется даже каким-то извращением...
Я заказал пива.
Может быть, это только я так ощущаю?
А танцующие между тем играли в странную игру: каждая пара двигалась
так, чтобы удержать носами апельсин...
Интересно, а как относится к этому Лезер Левин? Он и в самом деле
храпел, с ним не поговоришь; рот у него был полуоткрыт - точно красноватый
рот рыбы за зеленым стеклом аквариума.
Я думал об Айви.
Когда я обнимаю Айви, мне в голову лезет самое разное: надо отдать
проявить пленку, не забыть позвонить Вильямсу! Айви бормочет: "I'm happy,
о dear, so happy, о dear, о dear" [я счастлива, милый, так счастлива,
милый, милый (англ.)], а я могу в это время решать в уме шахматную задачу.
Я чувствую ее ладони на своем затылке, я вижу, как в эпилептической
гримасе счастья искажается ее рот, и отмечаю про себя, что картина на
стене снова висит косо, улавливаю шум лифта, пытаюсь вспомнить, какое
нынче число, слышу ее вопрос: "You're happy?" [Ты счастлив? (англ.)] - и
закрываю глаза, чтобы сосредоточиться на Айви, которую обнимаю, и по
рассеянности целую свою собственную руку. Потом все как бы забывается. Я
забываю позвонить Вильямсу, хотя все время только об этом и думал. Я стою
у открытого окна и выкуриваю наконец сигарету, а Айви на кухне готовит
чай. И вдруг я вспоминаю, какое нынче число. Но ведь это совершенно
неважно. Словно ничего и не было!.. Потом я слышу, что кто-то вошел в
комнату, оборачиваюсь и вижу Айви в халате - она несет две чашки чаю; я
подхожу к ней и говорю: "Айви!" И целую ее, потому что она - "свой
парень", хотя и не понимает, что я предпочел бы остаться один...
Внезапно наш теплоход остановился.
Мистер Левин вдруг проснулся, хотя я не произнес ни слова, и спросил,
не прибыли ли мы в Саутгемптон.
За бортом множество огней.
Наверное, Саутгемптон.
Мистер Левин встал и вышел на палубу.
Я пил пиво и старался вспомнить, казалось ли мне все это с Ганной
(тогда) тоже абсурдным, всегда ли это было абсурдным.