"Макс Фриш. Homo Фабер" - читать интересную книгу автора

и все же индейцы каждое утро отправлялись на работу, и им даже в голову не
приходило выломать дверь и вынуть из петли удавленника - он повесился на
проволоке. Меня удивило, откуда его радиоприемник, который мы тут же
выключили, получал питание, но это было сейчас не самое важное...
Мы сфотографировали труп и похоронили его.
Индейцы (как я, к слову сказать, отметил в докладе административному
совету фирмы) беспрекословно выполняли все указания Герберта, хотя тогда
он еще не говорил по-испански, и сразу же признали в нем хозяина... Я
пожертвовал еще полутора днями, стараясь убедить Герберта, что о бунте
здесь не могло быть и речи, что его брат просто не выдержал этого климата
и лично меня это не удивляет; не знаю, что Герберт вбил себе в голову, но
отговорить его не было никакой возможности, он твердо решил "выдержать"
этот климат. Мы с Марселем торопились уехать. Конечно, нам было жаль
Герберта, но оставаться дольше мы действительно не могли, да к тому же это
и не имело никакого смысла; Марселю пора было возвращаться в Бостон -
отпуск его кончался, да и мне нужно было как можно скорей добраться до
Паленке, а оттуда через Кампече в Мехико, чтобы лететь дальше, не говоря
уже о том, что мы обязались не позднее чем через неделю вернуть автомобиль
любезному хозяину гостиницы. Меня ждали мои турбины. Не понимаю, на что
Герберт рассчитывал, ведь он, как я уже говорил, совсем не знал
испанского. Я находил, что оставлять его одного среди индейцев не
по-товарищески и даже как-то безответственно.
Мы заклинали его уехать с нами. Тщетно! Правда, теперь в распоряжении
Герберта был "нэш-55", который я осмотрел; машина стояла в индейской
хижине, защищенная от дождя только крышей из пальмовых листьев; ею,
видимо, давно не пользовались, она была запущена, вся в грязи, но на ходу.
Я лично проверил мотор, тогда он был еще в полном порядке, хоть и забит
илом, я завел его - он работал, имелся и запас газолина. Не будь этой
машины, мы, само собой разумеется, никогда не оставили бы Герберта одного.
Мы просто больше не располагали временем: ни Марсель, ни я; Марсель должен
был вернуться в свой симфонический оркестр; что бы там Герберт ни думал, у
каждого из нас были, в конце концов, свои обязательства; он пожимал
плечами, ни слова не возражая, и едва кивнул нам, когда мы, уже сидя в
машине, все еще ждали его; он только покачал головой. К тому же небо
обложило со всех сторон, - казалось, вот-вот хлынет ливень, надо было
ехать, пока потоки воды не смыли наших следов.


И сегодня для меня все еще загадка, как вышло, что Ганна и Иоахим
поженились, и почему они не сообщили мне, отцу ребенка, что этот ребенок
появился на свет.
Я могу рассказать только то, что знаю.
Настало время, когда паспорта евреев оказались недействительны. Я
поклялся, что ни за что не брошу Ганну на произвол судьбы, и не нарушил
этой клятвы. Иоахим согласился быть нашим свидетелем при регистрации
брака. Мои родители, добропорядочные бюргеры, одержимые всевозможными
страхами, были довольны, что мы не намерены справлять шумную свадьбу с
каретами и торжественным обедом; только Ганна все еще сомневалась, хорошо
ли, что мы женимся, - хорошо ли это для меня. Я отнес наши бумаги туда,
где регистрируют браки, и поместил извещение в газете. Даже если мы потом