"Макс Фриш. Homo Фабер" - читать интересную книгу автора

касается доставки плит, то изумление по этому поводу мне кажется детским:
они просто-напросто сооружали своего рода мостки и волокли по ним каменные
глыбы с тем идиотским пренебрежением к человеческим силам, которое как раз
и свидетельствует о примитивности их культуры. С другой стороны, их
астрономия! По их календарю солнечный год насчитывает, как сообщил нам
любитель развалин, 365,2420 дня вместо 365,2422 по современному
исчислению; и все же, несмотря на свои успехи в математике, которые нельзя
не признать, они не создали никакой техники и тем самым были обречены на
гибель.
Наконец прикатил лендровер.
Чудо произошло, когда наш любитель руин услышал, что нам нужно
перебраться через границу, в Гватемалу. Он пришел от этого в неописуемый
восторг. Он тут же вытащил свою записную книжку, чтобы подсчитать, сколько
дней отпуска у него еще осталось. В Гватемале, сказал он, полным-полно
городов майя, многие из них еще почти не раскопаны, и, если мы согласны
взять его с собой, он постарается, используя свою дружбу с нашим хозяином
Лакруа, получить лендровер, хотя нам его дать отказались. И ему это
действительно удалось (за сто песо в день).
Мы стали собираться в дорогу. Это было как раз воскресенье, знойная
ночь с расплывшейся луной; и тут выяснилось, что странный шум, будивший
меня каждое утро, был музыкой - бренчанием на старинной маримбе, -
странной музыкой, похожей на стук молотка, начисто лишенной мелодичности,
ужасающей музыкой, способной довести до эпилептического припадка. Они
справляли какой-то праздник, связанный с полнолунием. Оказывается, каждое
утро, перед тем как отправиться на полевые работы, они репетировали, чтобы
этой ночью аккомпанировать танцам; и вот теперь пять индейцев остервенело
били молоточками по инструменту - это был своего рода ксилофон, длинный,
как стол. Я проверял мотор, чтобы избежать аварии в джунглях, и мне было
некогда глядеть на эти танцы: я лежал под лендровером. Индианки сидели
рядами на площади, почти все с младенцами, сосавшими их шоколадные груди,
а танцоры исходили потом и пили кокосовое молоко. В течение ночи народу
сходилось все больше, сюда стекались целые племена; девушки не были в
национальных костюмах, как обычно, а нарядились для празднования
полнолуния в американское готовое платье, и это обстоятельство привело в
негодование Марселя, нашего музыканта-бостонца: несколько часов он никак
не мог успокоиться. У меня были другие заботы: как пускаться в путь без
оружия, без компаса, без самых необходимых вещей! К фольклору я был
равнодушен. Я загружал наш лендровер - кто-то же должен был этим заняться,
а я это делал с охотой, чтобы поскорей двинуться дальше.


Ганне пришлось покинуть Германию, и она стала изучать историю искусств
у профессора Вельфлина. Предмет этот был мне чужд, но в остальном мы сразу
же нашли общий язык. О браке мы тогда и не помышляли. Ганна тоже не думала
о браке. Мы оба были для этого слишком молоды. И дело здесь было вовсе не
в моих родителях, которые находили Ганну очень симпатичной, но опасались,
что моей карьере помешает женитьба на полуеврейке, - страхи, которые меня
не только злили, но прямо-таки приводили в бешенство. Я был готов жениться
на Ганне, я чувствовал себя обязанным это сделать, именно исходя из
настроений тех лет. Ее отца, профессора в Мюнхене, арестовали; это было