"Макс Фриш. Homo Фабер" - читать интересную книгу автора

Хозяйка-индианка, матрона с черными косами, принимала нас за
ученых-исследователей. Ее волосы напоминали оперение - иссиня-черные, с
зеленым отливом; зубы у нее были цвета слоновой кости, сверкавшие в
улыбке, а глаза тоже черные, бархатистые.
- Спроси-ка ее, - сказал Герберт, - не знает ли она моего брата и давно
ли она его видела.
Мы мало что узнали.
- Она помнит, здесь проезжала какая-то машина. Вот и все, - сказал я.
Попугай тоже ничего не знал.
- Gracias, hi-hi! [Спасибо, хи-хи! (исп.)]
Я ответил ему по-испански:
- Hi-hi, gracias, hi-hi!
На третий или четвертый день, когда мы, как обычно, завтракали,
окруженные толпой индейских ребятишек, которые, к слову сказать, ничего не
клянчили, а просто стояли у стола и время от времени смеялись, у Герберта
появилась навязчивая идея, что в этой жалкой деревушке все же должен быть
джип, нужно только получше поискать - наверняка он притаился у
какой-нибудь хижины, за банановыми пальмами, в зарослях тыквы и маиса. Я
его не останавливал. Правда, я считал, что это вздор, как, впрочем, и все
остальное, но мне было наплевать; я висел себе в гамаке, а Герберт исчез
на весь день.
Даже кинокамеру было лень вытащить.
Пиво "Юкатека" - превосходное, что и говорить, - к сожалению,
кончилось, и в Паленке теперь можно было разжиться только дрянным ромом да
кока-колой, которую я терпеть не могу.
Я пил ром и спал.
Во всяком случае, я часами ни о чем не думал.
Герберт вернулся уже в сумерках, бледный от усталости; он обнаружил
неподалеку ручей и даже купался в нем, затем увидел двух мужчин, которые
шли по маисовым зарослям, прорубая себе дорогу кривыми саблями (так, по
крайней мере, он утверждал), - индейцы в белых штанах и белых соломенных
шляпах, точно такие же, как и все мужчины в селении, но с кривыми саблями
в руках.
О джипе, конечно, и речи не было.
Мне показалось, что он малость струхнул.
Я решил побриться, пока еще не выключили электричество. Герберт снова
стал рассказывать, как он воевал на Кавказе, всякие ужасы про Ивана,
которые я уже по многу раз слышал; потом, поскольку пива больше не было,
мы отправились в кино - нас туда повел любитель руин, знавший Паленке как
свои пять пальцев; там, на удивление, действительно было кино - навес из
гофрированной жести. Вместо журнала нам показали короткометражку
сорокалетней давности, с Гарольдом Ллойдом, где он карабкался, как тогда
полагалось, по фасаду здания, а потом фильм из жизни "высшего света" в
Мехико - жгучие страсти и супружеская измена с "кадиллаками" и браунингами
на фоне мрамора и вечерних туалетов. Мы умирали со смеху, а пять или шесть
индейцев в своих огромных соломенных шляпах сидели неподвижно на корточках
перед морщинистым куском полотна, заменяющим экран; были ли они довольны
зрелищем или нет - кто знает, этого понять никогда нельзя: они
непроницаемы, как азиаты. Наш новый друг, музыкант из Бостона, как я уже
говорил, американец французского происхождения, был в восторге от Юкатана