"Эстер Фриснер. Псалмы Ирода [NF]" - читать интересную книгу автора

приходилось видеть. Ее босые ноги оскользались на отлично оттертых песком
деревянных полах, шуршали по мягкому уюту ковров, куда более красивых, чем
старые вытертые дерюги, привычные для Праведного Пути. К тому же они были
тонкие и приятно щекотали подошвы. Стены тут тоже были другие - покрытые
чем-то гладким и скользким на ощупь и многоцветным, как небо в часы
заката.
А на одной стене даже висело изображение. До сих пор Бекка видела лишь
священные изображения: Мария с Младенцем, Иисус на кресте, ну и другие
персонажи из Писания. Там было легко понять, кто изображен, - сцены были
знакомые, позы персонажей тоже почти не менялись. Священные изображения в
Праведном Пути появились так давно, что никто из его нынешних обитателей
не помнил даже названия хутора, где их рисовали, не знал, был ли тот хутор
в Имении и существует ли по сей день. Па держал их в кладовой и выносил
оттуда лишь по праздничным дням, когда бывала Служба.
Леди на изображении не была ни Марией, ни Марфой, ни Магдалиной, ни
кем-либо из других знакомых святых. Одежды на ней было меньше, чем на
новорожденном. И хоть видна она была только чуть ниже плеч, спорить тут
было не о чем. В самом низу полотна, почти у рамы виднелся как бы намек на
руку, поднятую, чтоб прикрыть грудь, а в правой части полотна можно было
различить другую руку - уже не женскую, - которая держала кусок ткани,
чтобы прикрыть стыд женщины.
Но леди вроде бы никакого стыда не ощущала. Наклон головы и разворот
плеч говорили, что нагота леди - радостный дар, а не нечто позорное, что
должно быть скрыто от всех глаз, пока не придет время. Ее золотые волосы
развевались воображаемым ветерком, а мягкие глаза смотрели спокойно, будто
говоря: "Вот я какая! И ваши обычаи не для меня!"
Бекка ощутила глубочайшее волнение, встретившись с глазами леди. В них
не было ни ослепляющей радости или бездонной печали Марии; вообще не было
ничего, на что можно было бы молиться или чего следовало страшиться. Было
только - "Вот я какая!", принятие жизни такой, какова она есть, и знание
собственной глубинной сущности. И все чудо состояло в том, что этого "Вот
я какая!" для любого зрителя было больше чем достаточно.
Так смотреть на мир... и говорить смотрящим на тебя: "Бери меня такой,
какая я есть"... быть свободной от всего...
Тому пришлось дважды резко окликнуть Бекку, прежде чем она сумела
оторваться от изображения.
- Такие вещи нельзя вывешивать там, где их могут увидеть молодые
женщины! - Том сплюнул, высказывая отвращение, но так тихо, что только
Бекка могла услышать его. Он уже стоял в самом дальнем от входа конце
холла, оставленный в одиночестве перед двумя большими дверями. Одна дверь
старинная и темная, вся лоснящаяся от бесчисленных лет тщательного
протирания маслом. Другая - явно недавно установленная на месте старой,
еще сырая и без всяких пятен, но с тщательно скопированным со старой
узором.
Бекка поспешила присоединиться к Тому.
- А где же Захария?
- Велел мне ждать, - сварливо ответил Том. - Скрылся в одной из боковых
дверей холла. Сказал, что поищет девушку, которая проводит нас к мисс
Линн. Будто он невесть какая важная шишка!
- Не заводись, Том. Может, у них тут так принято.