"Стивен Фрай. Радио" - читать интересную книгу автора

будет с особенной радостью воспринята именно рядовыми британцами.
Смерть Дональда Трефузиса оставила в научной жизни Британии зияющую
брешь, заполнить которую не составит никакого труда. Желающие могут подавать
заявления в колледж Св. Матфея по адресу: Кембридж, проулок короля Эдуарда.

Вот и все! Просто, мужественно и воодушевительно честно. Могу ли я
посоветовать вам решиться написать в этом году что-нибудь похожее и о вас
самих? Это избавит ваших родных и друзей от трудов и затруднений,
сопряженных с необходимостью самостоятельно придумывать на ваш счет
несосветимое вранье. Если вы были с нами, не вижу, почему бы вам было не
быть.

Трефузис и Розина

Дональд Трефузис и Розина, леди Сбрендинг, вспоминают о ночи любви,
которой у них никогда не было.


Начинает Трефузис:

Если бы меня попросили рассказать о вечере, стоящем в моей памяти выше
всех прочих, им оказался бы тот, июньский, в который я, только что завершив
обучение в Кембридже, попал на Кердинстон-сквер, в удивительные salons леди
Джакуинды Марриотт.
Джакуинда, обладавшая самыми очаровательными ушами Европы, была
женщиной отчасти загадочной. О ней, вышедшей замуж за Арчи Мариотта,
спортсмена и теневого канцлера Оксфордского кабинета, говорили, будто родом
она из венгерской королевской семьи, хоть все мы и подозревали, что
происхождение ее намного скромнее. С определенностью можно сказать лишь то,
что официальные записи о рождении некоей Мэйбл Блиффорд были в 1924-м - за
полгода до того, как Джакуинда появилась в свете - уничтожены пожаром.
Впрочем, откуда бы она ни взялась, в совершенстве ее ушей и роскоши тех
salons сомневаться не приходилось. Она собирала талантливых людей, как
другие забирают детей из школы - каждодневно. Пианисты, поэты, живописцы,
государственные деятели, романисты, принцессы, даже гобоисты - все они
сходились под сенью прелестно свисавших мочек ее ушей, все жаждали пробиться
на ее levees,[33] чтобы поговорить друг с другом, поиграть и покурить.
То soiree, о котором я вам рассказываю, было вторым в Сезоне, я
появился на нем с опозданием, потому что поспорил с таксистом. Он заявил,
что притязания барона Корво[34] как романиста стоят выше таковых же капитана
У. Э. Джонса,[35] а я, разумеется, допустить этого не мог. Когда мне
удалось, наконец, развязаться с ним, прием был уже в полном разгаре. Войдя в
вестибюль, я увидел задрапированных в желтый crepe de chine Айвора
Новело[36] и Сесила Битона,[37] они стояли там, цитируя "Лавку древностей" в
переводе на датский - времяпрепровождение, бывшее модным в среде молодых
денди тех лет. Вся в оборках из берлинских шелков Минти Хаверкук, молодая
жена графа Монтриха, была погружена в оживленную беседу с Малькольмом
Лаури[38] и Т. К. Уорсли,[39] чей танец, пылкий и неистовый, казалось,
стремился стать кинетическим символом нашего безумного десятилетия,
несшегося очертя голову к крушению, которое ожидало его ровно в 5 часов 8