"Макс Фрай. Вавилонский голландец" - читать интересную книгу автора

безопасности. Джон Дарем, конечно, и так обещал, что меня никто не обидит,
но котлы почему-то казались мне более веским аргументом, чем его посулы.
Я сидел в камбузе, слушал, как на палубе звучат человеческие голоса, и
боролся с желанием рвануть навстречу опасности. Нет уж, говорил я себе,
пусть сами приходят. И содрогался, пытаясь вообразить, кто сейчас сюда
войдет.

Но на первый взгляд Джон Дарем выглядел как вполне обычный человек. Мне
он сразу понравился; но думаю, дело тут не в его обаянии, просто я
обрадовался, что передо мной не великан, не чудище с дюжиной щупалец, не
скелет, в конце концов. Я лекарь и должен бы спокойно относиться к
человеческим костям, да я и отношусь к ним спокойно - при условии, что кости
смирно лежат на месте, а не докучают живым ночными визитами.
Однако скелет Джона Дарема вел себя выше всяких похвал; я хочу сказать,
он явился на встречу со мной, облаченный в приятное взору тело, отличавшееся
от моего лишь тем, что сквозь него, если приглядеться, можно было увидеть
все, что находилось позади. Но это я далеко не сразу заметил - и слава богу.
Устная речь Джона Дарема ничуть не уступала письменной, то есть была
столь же изысканна и безукоризненно вежлива. Он многословно сообщил, что
считает мое чудесное спасение и нынешнее присутствие на корабле своей личной
большой удачей, похвалил мою любовь к порядку, поблагодарил за согласие
встретиться. Пока он говорил, я молчал - и не потому, что перебивать
невежливо, просто не знал, что тут можно сказать. К непринужденной светской
болтовне я, терзаемый страхом, не подготовился и теперь растерялся.
Но ответа от меня, кажется, и не требовалось. Джон Дарем превосходно
справлялся с разговором сам. Он вообще, как я со временем удостоверился, был
словоохотлив, чтобы не сказать болтлив, а в тот вечер к тому же старался мне
понравиться - ради моего же блага, чтобы я наконец успокоился.

Когда я говорил о своем увлечении чтением, я признался, что никогда
прежде не встречал собеседника, чьи рассказы могли бы сравниться даже с
самой скучной из книг. Так вот, Джон Дарем стал первым исключением из этого
правила. Скажу больше, редкая книга могла бы потягаться с его историей.
Капитан "Морской птицы" - так, оказывается, когда-то назывался
корабль - сам толком не знал, проклят он или благословен. Это с какой
стороны посмотреть.
Судите сами. Много лет назад, когда Дарем был еще молодым капитаном,
совершавшим в этом качестве второе, если не ошибаюсь, плавание, он обнаружил
в море и поднял на борт смуглого старика, столь тощего, что, по утверждению
Джона, можно было с чистой совестью оставить все как есть: его невесомое
тело плясало в волнах как щепка и имело все шансы рано или поздно быть
прибитым к берегу. Однако старик был спасен, накормлен, напоен, одет и
помещен в кладовую, где вполне хватало места для скромного ложа.
С этим стариком все было непросто. Несколько дней он то бормотал, то
громко ругался на каком-то неизвестном наречии, потом вдруг ни с того ни с
сего взял да и заговорил сперва по-испански, а потом по-английски - с
немыслимым акцентом, но все-таки понять его было можно. Обретя дар связной
речи, старик поведал, будто провел в море сто дней. Ясно, что это не могло
быть правдой, но Джон не стал с ним спорить и матросам не велел. Люди,
случается, теряют разум и от меньшего потрясения, чем кораблекрушение, а