"Макс Фрай. Русские инородные сказки 2" - читать интересную книгу автора

кто ее за язык дернул?
Ее и раньше трясли, но тогда она другая была, более живая, и Зверь был
ближе, и дорога обратно еще была открыта, - по крайней мере, так ей
казалось. Трясли много, ничего не вытрясли, научили обходить ловушки.
А сейчас - устала. Тяжело быть подростком, шестьсот ведь с лишним,
самый переходный возраст, с точной даты всегда сбивалась, но столетья
помнила. Сорвалась, дала довести себя до слез, заснула без сил, а проснулась
уже в совсем незнакомом доме. Кровати - рядами, свет не гаснет ни на час,
решетки на окнах, двойные - прутья и сетка. Люди лежат или ходят вдоль
стенок, друг от друга шарахаются.
Но это бы ничего. Уходила она и не из таких мест, умела уходить, лишь
бы муть эта в голове прошла, что они ей дали выпить такое вчера, что она
даже имя свое забыла? И рвань на плечах - ничего, бывало и хуже; и запах
этот, насквозь больной запах человеческого безумия - это все можно было
пережить, хотя сегодня с утра тоже дали что-то желтое в воде, гадость
какую-то, - ведь почти сутки спала и все равно сонная, как осенняя муха.
Но пока она спала, они отрезали ей волосы. Начисто, под корень.
Они отрезали ей волосы, и мать ее теперь просто убьет.

Колокол

Это он ее так назвал - Мария. Крестили ее иначе как-то, как, уж не
помнит, а давно ли отзывалась на соседские оклики через двор - акающее было
имя, а какое, не вспомнить теперь, отвалилось, как головастиков хвост, как
позвал он ее первый раз со скрипящей койки, так и провалилось имя старое,
черт украл, должно быть, они прыткие, эти, которые вечно под ногами шастают.
Может, жива была бы соседка, вспомнила бы Мария и имя свое прошлое, и
жизнь другую, в которой все было не так, как нынче, но некому было
окликнуть, некому напомнить, пусты были дворы, одичалые куры, сперва
привычные прятаться, а после снова привычные разгуливать вольготно - только
они и бродили по заросшим дворам, шарахаясь вечерами от бесенят. Старое имя,
соседка, да и все, кто был в деревне, провалились куда-то вниз, в разверстую
красную щель, в ненасытную пасть войны, Мария давно осталась одна в деревне
живая, умела прятаться не хуже кур. Линия фронта докатилась до ее деревни,
незаметно перевалила и была теперь где-то поблизости, как погост всегда
поблизости церкви, но больше далеким грохотом, чем зримой смертью и
запустением.
Как и чем жила зиму, за ней весну и лето - не помнила. Она теперь
многое не помнила, да и что было с тех воспоминаний корысти - так, ворох
прелых осенних листьев, не пригошня самоцветов. Не помнила даже, как
приволокла в дом этого раненного солдатика, красивого и томного в забытье
своем, как мертвый Христос на иконах. Вся жизнь, вся память делилась
надвое - с того, как он позвал ее: "Мария!" - начался новый счет, день
первый, а до него были мрак и пустота и только дух Божий носился над
волнами.
Ранен он был, нет ли, она не разбирала. Как вволокла в дом и положила,
так и лежал он, руки ни разу не поднял. День на третий, что ли, как от его
тряпок дурной дух пошел, раздела она его и обмыла, как сумела, и да, крови
заскорузлой и грязи на нем было порядочно. А вот так чтобы живая рана,
сочащаяся или там что, этого не было, да и не смотрела она, признаться, уж