"Гэлен Фоули. Влюбленный герцог " - читать интересную книгу автора

весел, если бы она не скрывала от него правду. Твердо решив не тревожить
его, она все время притворялась и напускала на себя храбрый вид. Она не
сказала ему, что ее уволили из пансиона.
- Не забывай о Мильтоне, - добавил он. - "Разум сам по себе, и он сам
может обратить рай в ад, а ад в рай". Ты смотришь на эти четыре стены и
видишь тюремную камеру, а вот я вижу кабинет чародея, - сообщил он и
улыбнулся. - Ах, папа! Просто... просто я не знаю, что мне сделать, чтобы
вызволить тебя отсюда. Такая большая сумма! Ты мой отец, и я никогда не
стану тебя упрекать, но порой я думаю... что лучше бы ты продал эти
манускрипты, вместо того чтобы дарить их Бодлиановской библиотеке.
Кустистые белые брови сошлись на переносице.
- Продать? Стыдись, дочь моя! Подумай, что ты говоришь! Это бесценные
произведения искусства, которые я спас из рук бессовестных торгашей. Можно
ли продать красоту? Можно ли продать истину? Эти книги - достояние всего
человечества.
- Но чтобы купить их, ты потратил деньги, предназначенные на квартирную
плату, экипаж и питание, папа!
- И поэтому я и должен пострадать за свои убеждения, верно? Я считаю,
что нахожусь в прекрасном обществе - рядом со мной святой Павел, Галилей. А
ты имеешь все необходимое, не так ли? В пансионе у тебя есть комната, стол и
прекрасное общество.
- Ну да, только...
- Так не тревожься же о моем благополучии. В этой жизни нужно сделать
свой выбор и платить за это. Я не боюсь, что бы ни сулила мне судьба.
- Да, папа, - пробормотала она, опустив голову. Его лекция, основанная
на самообмане, измучила ее, но ей и в голову не пришло попрекнуть его тем,
что за его удобную жизнь в "кабинете чародея" заплачено ее тяжелым трудом.
Она быстро с ним распрощалась. Ее отцу, без сомнения, не терпелось вернуться
к работе над старинным текстом. Она поцеловала его в щеку и пообещала, что
зайдет завтра. Он ласково погладил ее по голове, и тюремщик открыл ей дверь.
Спускаясь вслед за ним по лестнице, она собиралась с духом. Сейчас ей
предстояло встретиться с надзирателем. Дверь в конце длинного вестибюля была
открыта. Она видела, как заключенные не спеша возвращались в свои камеры.
Снова пошел дождь. Бел горько вздохнула, вспомнив о своих дырявых башмаках и
долгой дороге домой.
Она дотронулась до плеча сторожа:
- Могу я поговорить с надзирателем наедине?
- Ну конечно, барышня. Он будет счастлив повидаться с вами наедине, -
ответил сторож с понимающей улыбкой.
Бел нахмурилась, услышав это, но сторож уже открывал дверь конторы.
Когда она вошла, надзиратель встал и сурово посмотрел на нее. Сторож вышел и
аккуратно закрыл дверь.
- Спасибо, что разрешили мне повидаться с вами, - взволнованно начала
она: - Я мисс Гамильтон. Мой отец, мистер Альфред Гамильтон, находится в
камере 1-12-Б. Вы не возражаете, если я сяду?
Он кивнул ей четко, по-военному. Она села на стул, стоявший рядом с его
столом. Оглядела маленькую, тесную, мрачную контору. Здесь была
прикрепленная к стене подставка для ружей, ящик с амуницией, а на стене
висел свернутый в кольцо кнут.
- Какое у вас дело? - спросил он отрывисто и нетерпеливо; в его грубом