"Мишель Фуко. Theatrum philosophicum" - читать интересную книгу автора

Становления [Devenir], так и Возвращения [Retour], поскольку различия не
являются элементами - даже не фрагментированными, переплетенными или
чудовищно перемешанными элементами - некой длительной эволюции, влекущей их
по своему пути и изредка допускающей их замаскированное или обнаженное
проявление. Синтез Становления может показаться довольно слабым, но тем не
менее он поддерживает единство - не только и не столько единство некоего
бесконечного резервуара, сколько единство фрагментов, проходящих и
повторяющихся моментов, единство потока сознания, когда оно познает.
Следовательно, мы вынуждены не доверять Дионису и его Вакханкам, даже когда
они пьяны. Что касается Возвращения, то должно ли оно быть идеальным кругом,
хорошо смазанным жерновом, который вращается на своей оси, снова и снова
запуская в оборот в назначенное время вещи, формы и людей? Должен ли быть
здесь центр и должны ли события происходить на его периферии? Даже
Заратустра не мог стерпеть такой идеи: ""Все прямое лежит, - презрительно
пробормотал карлик. - Всякая истина крива, само время есть круг". "Дух
тяжести, - проговорил я с гневом, - не претворяйся, что это так легко"". А
выздоравливая, он вздыхает: "Ах, человек вечно возвращается! Маленький
человек вечно возвращается!". Возможно то, что провозглашает Заратустра, не
является кругом; или, может быть, невыносимый образ круга - это последний
знак более высокой формы мысли; а может, подобно молодому пастуху, мы должны
разорвать эту круглую хитрость - как сам Заратустра, который откусил голову
змию и сразу же ее выплюнул.
Хронос - это время становления и новых начинаний. Кусок за куском
Хронос проглатывает то, чему он дал рождение, и что он вновь заставляет
рождаться в свое время. Такое чудовищное и не ведающее законов становление -
бесконечное пожирание каждого момента, поглощение тотальности жизни,
разбрасывание своих членов - связано с точностью восстановления. Становление
ведет в этот великий, внутренний лабиринт - лабиринт, по существу не
отличимый от того чудовища, которое он содержит. Но из глубин этой
извилистой и перевернутой архитектуры нас выводит прочная нить, позволяюща
проследить наш путь и вновь увидеть все тот же дневной свет. Дионис с
Ариадной: вы стали моим лабиринтом. Но Эон - это само повторение [revenir],
прямая линия времени, трещина более быстрая, чем мысль, и более узкая, чем
любое мгновение. Он заставляет возникать то же самое настоящее - на обеих
сторонах такой неограниченно расщепляющейся стрелы - как всегда уже
существующее неопределенное настоящее и как неопределенное будущее. Важно
понять, что он вовсе не несет в себе последовательности настоящих моментов,
которые возникают из непрерывного потока, и которые - как результат их
изобилия - позволяют нам воспринимать толщину прошлого и очертание будущего,
где они, в свою очередь, становятся прошлым. Скорее, именно прямая линия
будущего снова и снова отрезает мельчайшую полоску настоящего, каковое без
конца вновь нарезает ее, начиная с себя. Мы можем проследить эту цезуру до
ее пределов, но мы никогда не найдем неделимого атома, который, в конечном
счете, служит наименьшей единицей настоящего времени (время всегда более
гибко, чем мысль). На обеих сторонах раны мы неизменно обнаруживаем, что эта
цезура уже произошла (что она уже имела место и что уже случилось так, что
она уже имела место), и что она случится снова (и в будущем она снова
произойдет): она - не столько разрез, сколько постоянная фибрилляция. Что
повторяется, так это время; и настоящее - расщеп от той стрелы будущего,
которая продолжает трещину дальше, все время заставляя последнюю отклоняться