"Мишель Фуко. Археология знания" - читать интересную книгу автора

"Заратустрой", "Ессе h ото", письмами, последними почтовыми карточками,
подписанными "Дионис" или "Кайзер Ницше", бесконечными записными книжками,
где перемешались записи о стирке белья в прачечной и наброски афоризмов.
Действительно, если мы так непринужденно говорим о произведении "автора", то
потому лишь, что теперь оно будет определяться особой функцией выражения. Мы
допускаем, что должен существовать такой уровень (глубокий настолько,
насколько это необходимо), на котором произведение раскрывается во всем
множестве своих составляющих, будь то используемая лексика, опыт,
воображение, бессознательное автора или исторические условия, в которых он
существует. Но тотчас становится очевидным, что такого рода единства отнюдь
не являются непосредственными данными,- они установлены операцией, которую
можно было бы назвать интерпретативной (поскольку она дешифрует в тексте то,
что последний скрывает и манифестирует одновременно). Становится очевидным и
то, что операции, которые определяют опус в его единстве и, следовательно,
произведение в целом, будут совершенно различными для автора, например,
"Театра и его двойника" и автора "Логико-философского трактата", поскольку,
когда речь заходит о произведении, в каждом конкретном случае мы будем
сталкиваться с различными смыслами. Произведение не может быть исследовано
ни как непосредственная, ни как определенная, ни как однородная общность.
Наконец, последнее предостережение: прежде чем разорвать замкнутый круг
неосознанных непрерывностей, которые задним числом организуют дискурс,
составляющий предмет нашего анализа, необходимо отказаться от двух
представлений, неразрывно связанных и, вместе с тем, противопоставленных
друг другу. Одно из них не позволяет определить вторжение подлинных событий
в порядок дискурса; оно требует, чтобы за всеми внешними началами всегда
существовал тайный источник - настолько тайный и изначальный, что нам
никогда не удалось бы осознать его в нем самом. Поэтому мы вынуждены
двигаться через наивную хронологию к бесконечно удаленной, незафиксированной
в истории точке, которая ознаменована своей собственной пустотой, так что
восходящие к ней начала не мо-


26

1. Единицы дискурса
гут быть ничем иным, кроме как повторением и затемнением (или, строго
говоря, одновременно и тем, и другим). Это представление увязано с другим,
согласно которому весь представленный дискурс скрыто располагается в том,
что уже сказано. Это "уже-сказанное " - не просто уже произнесенная фраза
или уже написанный текст, но, напротив, нечто "никогда-не-сказанное",-
бесплотный дискурс, невнятный, как дуновение, письмо, заполненное пустотой
своих следов. Предположим, что все формируемое в дискурсе обнаруживается как
уже артикулированное в той полутишине, что ему предшествует и упорно
продолжает разворачиваться за ним, в той полутишине, которую он раскрывает и
заставляет умолкнуть. В конечном счете, манифестируемый дискурс настойчиво
представляет то, о чем он не говорит,- именно такое не-говорение и будет той
пустотой, которая изнутри подтачивает все, что говорится. Первое, на что
направлен исторический анализ дискурса,- это поиск и воспроизведение того
истока, который располагается вне каких-либо исторических детерминаций;
вторая его цель - интерпретация и выслушивание "уже-сказанного" и, в то же