"Мишель Фуко. Интеллектуалы и власть (Избранные политические статьи) " - читать интересную книгу автора


общества, а также узнало в нем и орудие классовой власти. Мне бы
хотелось выдвинуть одно предположение, которое, однако, не кажется мне
достаточно убедительным: по-моему, определенное количество обычаев,
свойственное междоусобной войне, определенное количество старых обрядов,
относящихся к правосудию "досудопроизводственному", сохранилось в практиках
народного правосудия: к примеру, таков древнегерманский обычай насаживать
на кол, чтобы показать всему обществу голову врага, убитого по правилам,
"по правде" в ходе междоусобной борьбы; а разрушение дома или, по крайней
мере, поджигание сруба и разграбление нехитрого имущества было старинным
обрядом, соответствующим объявлению вне закона; так вот, как раз эти
действия, предшествовавшие установлению судопроизводства, как правило,
вновь вызываются к жизни во время народных бунтов. Вокруг взятой Бастилии
носили голову Делонэ [3] - так вокруг символа репрессивного аппарата
вращалась со своими старинными обрядами народная практика, ни при каких
условиях не признававшая себя в органах правосудия. Мне кажется, что
история правосудия как государственного аппарата позволяет понять, почему,
по крайней мере во Франции, действия правосудия по-настоящему народного
всегда стремились избежать суда, и почему, наоборот, каждый раз - стоило
только буржуазии захотеть навязать народному возмущению принуждение
государственного аппарата - тут же учреждали суд: стол,
председательствующего, заседателей и перед ними двух противников. Таким вот
образом возвращается судопроизводство. Вот как я смотрю на вещи.

Виктор: Да, ты говоришь о 1789 годе, меня же интересует следующее. Ты
описал рождение одной классовой идеи и то, как эта идея материализуется в
различных практиках и аппаратах. Я прекрасно понимаю, что во Французской
революции суд мог быть средством искажения и кос-


26

венного подавления актов народного правосудия, совершавшихся чернью.
Если я правильно понимаю, мы видим, что во взаимодействие вступали
несколько общественных классов: с одной стороны, чернь, а с другой стороны,
враги народа и революции, и между ними класс, который пытался по максимуму
играть ту историческую роль, на какую он был способен. Стало быть, из этого
примера я могу извлечь отнюдь не окончательные выводы насчет формы
народного суда (во всяком случае, для нас нет таких форм, которые
существовали бы над историческим становлением), а просто-напросто то, что
мелкая буржуазия как класс позаимствовала часть идеи у черни, а потом под
воздействием идей буржуазии, особенно характерных для той эпохи, подавила
идеи, заимствованные у черни, формой судов того времени. Из всего этого я
не могу сделать никакого вывода насчет насущного практического вопроса о
народных судах в нынешней идеологической революции или a fortiori [4] в
грядущей вооруженной народной революции. Вот почему мне бы хотелось, чтобы
этот пример из Французской революции сравнили с примером народной
вооруженной революции в Китае, который я только что приводил.

Ты мне возразишь, что в этом примере есть только две стороны: массы и