"Сусана Фортес. Границы из песка " - читать интересную книгу автора

сырцового кирпича то сжимают их, то заставляют беспорядочно извиваться, пока
не растворяют окончательно где-то вдали, в приторных, дурманящих ароматах, и
нет никаких особых примет, по которым их можно было бы различить. Но мужчина
идет вперед очень уверенно, будто ему знакома здесь каждая пядь. Порой до
него доносятся чьи-то гортанные голоса, лай собак, приглушенные звуки... Он
прошел уже значительную часть пути, и вдруг за вымощенным камнем двориком и
городскими воротами открывается широкий проспект с пальмами, современными
зданиями и сверкающими вывесками по обе стороны - новый квартал Танжера.
Большое окно желтоватым опалом светится в темноте. Кафе "Париж" на
площади Франции погружено в свою обычную полуночную жизнь: кости и домино
стучат по мраморным плиткам, дрожащие руки выделывают сложные па над
ломберными столиками, лампочка, покачиваясь на длинном шнуре, освещает
рассыпавшиеся бильярдные шары. Многие иностранцы отсчитывают дни своего
пребывания в городе с нетерпением школьников, отмечающих в календаре
оставшиеся до каникул дни, и для них лучший способ на время забыть о
ностальгии - прийти в одно из тех немногих мест, где можно развлечься на
европейский манер. Недаром старожилы в шутку называют это кафе "пуповиной
Европы". Сигаретный дым, плывущий за стеклами, мешает разглядеть, что
творится внутри. Мужчина прислоняется лбом к окну и напряженно вглядывается.
Вдруг черты его разглаживаются и будто освещаются. Он молод, у него
несколько надменное и застывшее выражение лица, присущее, как ни странно,
пылким натурам. Темные, по-военному коротко стриженые волосы еще не высохли
после душа. Четкая линия бровей подчеркивает сияние глаз, блестящих от
напряжения и любопытства. Какое-то время он продолжает всматриваться в окно,
стараясь охватить взглядом сразу все, но в конце концов сдается и входит в
кафе.
В окаймленном высокими колоннами пространстве плавает густая дымовая
завеса, приглушая шум импровизированных вечеринок, когда каждый, потакая
своим прихотям, слушает только себя, а говорит громче и жарче обыкновенного.
От стола к столу перелетают фразы, оскорбительные комментарии, нецензурные
слова, без которых не обходится ни одна шутка в адрес арабов; здесь
обмениваются слухами, называют имена отправившихся в отставку министров,
обсуждают скандалы, катастрофы, беспорядки, и все это с преувеличениями,
вполне естественными для тех, кто проводит ночь с рюмкой в руках. Мужчина
сначала стоит неподвижно, будто в растерянности, как человек, попавший из
темноты в ярко освещенное помещение, затем осматривается. Глаза его уже не
похожи на два буравчика, но по-прежнему цепки. Вот он начинает медленно
двигаться между столиками: руки привычно засунуты в карманы, на лице
выражение то ли лукавства, то ли превосходства, словно ему доставляет
удовольствие просто так, без всякой цели обозревать всех с высоты, - на ходу
здоровается со знакомыми, продолжая оглядываться, вдруг расплывается в
улыбке и большими шагами направляется в глубь кафе, обнаружив наконец того,
кого искал.
Там спиной к стойке бара сидит мужчина средних лет; он курит, опершись
подбородком на руку. Вид у него немного усталый, возможно, ему надоели
чересчур шумные соседи. Царящий в углу полумрак скрывает его от чужих
взглядов и позволяет, не привлекая внимания, наблюдать за присутствующими.
Он в пиджаке с широкими плечами, что подчеркивает его крепкую фигуру, но
благодаря расстегнутой у ворота рубашке выглядит он по-домашнему, даже
несколько небрежно. Его вполне можно принять за сотрудника тайной полиции,