"Сусана Фортес. Границы из песка " - читать интересную книгу автора

если бы не поблескивающие в глазах ум, юмор, проницательность, что выдает в
нем человека совсем другой профессии. Филип Керригэн принадлежит к тому
поколению репортеров, которые начинали в эпоху Великой войны *. Правильные
черты лица немного портит рассеченная переносица, делая его похожим на
бывшего боксера. Возможно, в молодости он и был им, в любом случае у него
вид драчуна, пренебрегающего опасностями, которые подстерегают в любом
кабачке после нескольких бутылок. Левую руку от запястья до указательного
пальца пересекает темный, словно обуглившийся шрам, почему-то наводящий на
мысль о кратере вулкана. Рядом с ним на столике - экземпляр London Times,
пачка английских сигарет и полстакана виски.
______________
* Имеется в виду Первая мировая война.

Мужчина в белой рубашке внимательно смотрит на него: седые виски,
морщинистая шея, белки в красных прожилках, - словно пытается оценить ущерб,
нанесенный временем с момента их последней встречи. У него мелькает мысль,
что сидящий перед ним принадлежит к тому типу людей, на которых любое
событие оставляет след, и прошлое, будто скульптор, лепит их лица. Наконец
он подходит к объекту своего наблюдения и слегка хлопает его по спине.
Странно, но в этом сдержанном жесте угадывается глубокая симпатия,
существующая несмотря на разницу в возрасте и редкие встречи.
- Счастливого Рождества, - в голосе мужчины звучит то ли намек, то ли
ирония. - Исмаил сказал, я найду тебя здесь.
Керригэн поворачивается и начинает смеяться - хрипловатый смех
доносится словно из живота. Впервые он встретился с Алонсо Гарсесом в
военном казино в Мелилье вскоре после выборов, которые покончили с испанской
монархией *. Тот был слегка пьян, в прекрасном настроении и пытался привлечь
внимание присутствующих геопацифистской речью, ратуя за единую родину всего
человечества. Керригэн тогда подумал, что его эйфорию подпитывает некая
поэтическая жилка, начавшая биться скорее всего в Африке, но наверняка не в
казармах, следовательно, молодой человек бывал здесь еще до службы. Гарсес
говорил сбивчиво, сам себе противореча и почему-то используя геологические
термины и сравнения. По его словам, национальная территория любой страны -
не более чем покров из кварца и песчаника, а кожей планеты должна быть карта
без границ и государств, но в то же время провозглашал тост за молодую
испанскую республику и желал всем счастливого Рождества, что в мае выглядело
по меньшей мере странно. Керригэн запомнил его взгромоздившимся на стол, в
армейских breeches ** и высоких ботинках, словно он вот-вот отправляется в
какую-то далекую экспедицию. Казалось, он говорил искренне, но ощущалось в
этом что-то неестественное, театральное, будто в прочувствованном монологе о
воинском долге слышалась насмешка над ним. Недаром несколько офицеров
Африканского стрелкового полка, у которых уже начали пробиваться
гитлеровские усики, окружили его отнюдь не из солидарности с его идеями, и
если бы не присутствовавшие в казино корреспонденты, ему бы не
поздоровилось. Именно тогда Керригэн инстинктивно почувствовал, что должен
защитить его, - он поднял бокал и произнес: "Merry Christmas!" ***. С тех
пор это приветствие стало для них своего рода условным знаком, неким
ритуалом - ведь мужчины, как и дети, нуждаются в подобных оборотах,
серьезных или шутливых, чтобы выразить свои чувства, которые иначе они,
наверное, выразить не умеют.