"Джеффри Форд. Девочка в стекле" - читать интересную книгу автора

безногого мальчика-паука, который ходил на руках и мог перекусить серебряный
доллар. Были тут и другие: Капитан Пирс, отошедший от дел престарелый
метатель ножей, и Хэп Джекланд - гик,[16] а по совместительству коммивояжер,
торгующий обувью.
Народу было - не протолкнуться. Морти лежал посреди зала в гробу, среди
букетов и венков, но обстановка там царила далеко не скорбная. Неутихающий
шумок разговоров время от времени перекрывался взрывами пронзительного
смеха. Иногда кто-нибудь из провожающих подходил к гробу, проводил у него
несколько мгновений и отходил прочь, вытирая глаза.
После первых представлений Шелл прошептал мне: "Сначала главное" - и
кивнул в сторону гроба. Мы подошли к нему вместе, и по мере нашего
приближения я чувствовал, как все сильнее сжимается желудок. Я видел смерть
и прежде, когда был младше и жил вместе с братом на улице. Перспектива ее
безвозвратности пугала меня, и никакие науки, никакой интеллектуальный идеал
не могли стать противовесом этому ужасу. Должно быть, Шелл почувствовал, как
трудно мне стоять так близко к мертвецу, и легонько приобнял меня за плечи.
Морти лежал, нахмурившись, чего я не помнил за ним в жизни. Даже в
личине Чандры, когда серьезные манеры были неотъемлемой частью его роли, он
никогда не позволял этой торжественности съехать в негатив. Как он однажды
сказал мне: "Слушай, малыш, никто не приходит сюда, чтобы посмотреть, как я
за грош буду нюхать дерьмо. Свами обычно не должен шутить, острить, но тут
нужно знать меру и не скатываться в печаль или злобу, потому что тогда твоя
публика решит, что ты их осуждаешь. Ты должен быть метафизической загадкой,
но не всемогущим господом. Понял?"
Он был в коричневом костюме, в очках, редкие волосы аккуратно уложены
на полулысой голове. Всякий раз, когда я видел Морти без тюрбана, волосы его
стояли торчком и клочьями - никогда не были причесаны. Я затряс головой при
виде того, как смерть надевает собственную маску на человека. Свернувшись
рядом с его головой, на подушке лежала Вильма, его близкий партнер и лучший
товарищ. Кто бы мог подумать, что человек и змея могут быть так близки. Змея
даже подчинялась его словесным командам. Морти однажды сказал мне, что не
раз, стоило ему о чем-то подумать, Вильма делала это. Кобра была названа в
честь девушки, когда-то разбившей его сердце.
Шелл снял руку с моих плеч и засунул ее в нагрудный карман, откуда
извлек игральную карту. На пути из кармана в гроб он крутил ее в пальцах,
переворачивал снова и снова, и я увидел, что это туз червей. Перед тем как
положить карту на атласную материю рубашкой вверх, Шелл щелкнул по ней и
сказал: "БраВо, Морти". Он выдавил из себя улыбку (хотя я видел на его лице
прежде всего печаль - Шелл никогда не плакал), а потом отвернулся.
Я стоял там, томясь, не в силах найти такое место в моем мозгу, где я
мог бы вести разговор с мертвецом. У меня за спиной беседа то стихала, то
снова набирала силу, и в какой-то момент я услышал чей-то голос:
- А как поживает малыш? - а потом ответ Антония:
- Клянусь Господом, малыш - настоящий гений!
Из другого угла доносился еще чей-то голос:
- Я работаю над трюком, в котором из шляпы буду доставать свинью.
Большую свинью. Зайца-то любой может вытащить, а я вытаскиваю свинью
размером с таксу.
Ответил ему Салли:
- Да ты и хер-то из ширинки не можешь толком вытащить.