"Джеффри Форд. Портрет миссис Шарбук " - читать интересную книгу автора

большее, - сказал я. - А кто твоя следующая жертва?
- Я только сегодня вечером подрядился обессмертить упитанных
Хастелловских отпрысков. Пара перекормленных маленьких монстров - я
собираюсь дать им опия, чтобы они сидели спокойно и не дергались. - Прежде
чем отойти от меня, он поднял бокал с шампанским и провозгласил тост. - За
искусство, - сказал он, когда хрустальные бокалы соприкоснулись.
Шенц отошел, а я сел в уголок, рядом с папоротником в горшке, и закурил
сигару, спрятавшись за дымовой завесой. К тому времени я уже выпил
достаточно шампанского, и в голове изрядно кружилось. Я чуть не ослеп от
света, преломлявшегося причудливой люстрой в центре комнаты, и от сверкания
драгоценностей, которыми были украшены лучшие половины этих семейных пар,
принадлежащих к нью-йоркским нуворишам. Из океанического бурления,
происходившего в толпе гостей, время от времени вырывались обрывки
разговоров, и за несколько минут мне удалось услышать лоскуты суждений,
касающихся всего на свете, от открытия Колумбовой выставки в Чикаго до
последних ужимок дитяти в ночной рубашке, обитателя "Хогановской помойки" -
нового комикса "Уорлда"*.
______________
* В 1893 г. в Чикаго состоялась Всемирная выставка, приуроченная к
400-й годовщине открытия Колумбом Америки. В 1895 г. в журнале "Уорлд" стала
выходить серия комиксов Ричарда Фелтопа Ауткота "Хогановская помойка", герой
которой - безволосый мальчишка в желтой ночной рубашке. (Кстати, термин
"желтая пресса" обязан своим возникновением той борьбе за Ауткота и его
"помойку", которую развернули газетные магнаты Дж. Пулитцер и У. Р. Херст.).

И в этаком заторможенном состоянии меня вдруг осенило: я не только
хочу, но и должен быть где-то в другом месте. Я понял, что провожу теперь
больше времени, напиваясь до положения риз в гостиных с роскошными люстрами,
чем за мольбертом. В этот момент море гостей схлынуло, мои глаза
сфокусировались, и я увидел миссис Рид, которая теперь пребывала в
одиночестве и разглядывала свой портрет. Она стояла ко мне спиной, но я
увидел, как она медленно подняла руку и прикоснулась к лицу. Потом быстро
повернулась и пошла прочь. Мгновение спустя обзор мне закрыла женщина в
зеленом шелковом платье, цвет которого напомнил о том, что меня мутит. Я
загасил сигару в горшке с папоротником и поднялся на нетвердые ноги. Мне
повезло: не слишком углубляясь в гущу веселящихся гостей, я сумел найти
горничную и попросить мое пальто и шляпу.
Я собрался спешно, никем не замеченным, ретироваться, но не успел
направиться к лестнице, которая вела к входной двери, как меня перехватил
Рид.
- Пьямбо, - позвал он меня. - Вы что - уходите?
Я повернулся и увидел его - он стоял, чуть покачиваясь, глаза
полуоткрыты. Рид улыбался своей фирменной улыбкой, не открывая губ; может,
кто другой и увидел бы в такой улыбке проявление доброжелательности, но
только не художник, наделенный проницательностью и способностью к анализу.
Этот человек был по-современному красив, его черты лица, усы и бакенбарды,
казалось, вышли из-под резца Сент-Годенса*. К тому же ему везло без всякой
меры, это я точно мог сказать, но самое главное, что я в нем увидел, - это
вошедшую в плоть и кровь неискренность.
______________