"Уильям Фолкнер. Сарторис (Роман. 1929)" - читать интересную книгу автора

янки и слыхом не слыхал.
Ну, а янки, те сидят на лошадях и обсуждают промеж себя, тот это дом
или не тот, а полковник ноги на перила задрал да глаза на них таращит,
будто деревенщина какая. Офицер-янки послал одного солдата на конюшню
посмотреть, нет ли там того жеребца, а сам полковнику и говорит:
"Послушай-ка, Джонни, где тут мятежник Джон Сарторис проживает?"
"Туда дальше по дороге, - отвечает полковник не моргнув глазом. - Мили
две отсюда, - говорит. - Да только вы его навряд ли дома застанете. Он
опять где-то с янки воюет".
"Все равно, ступай покажи нам, как туда проехать", - велит ему офицер
янки.
Тогда полковник не спеша встает и говорит, что пойдет за башмаками и
тросточкой, и ковыляет в дом, а они сидят на лошадях и ждут.
Только он с ихних глаз скрылся, так сразу бегом и побежал. Старуха
Лувиния вынесла ему на заднее крыльцо мундир, сапоги и пистолеты да еще
краюху кукурузного хлеба прихватила. Тот, второй янки, въехал на конюшню, а
полковник взял у Лувинии все свои пожитки, завернул их в мундир и зашагал
по заднему двору, словно ему прогуляться захотелось. А тут как раз тот янки
из конюшни выезжает. "Здесь и вовсе никакой скотины нету", - говорит янки.
"Да, пожалуй что и нету, - отвечает ему полковник. - Капитан велел вам
вернуться", - говорит, а сам все вперед шагает. Идет и чувствует, что янки
этот за ним следит и смотрит ему аккурат промеж лопаток, куда вот-вот пуля
вопьется. Полковник говорит, что ему в жизни никогда так трудно не было --
идти вот так вот по двору спиной к тому янки и ни за что бегом не побежать.
Он хотел зайти за угол конюшни, чтоб дом закрыл его от янки, и говорит, ему
казалось, что он уж целый год туда плетется, а все ни с места, а назад и
глянуть страшно. Полковник говорит, что он даже совсем ни о чем не думал,
только радовался, что девочек дома нету. Он говорит, что ни разу не
вспомнил про вашу тетушку - она ведь там в доме оставалась, - потому,
говорит, что она была чистокровная Сарторис и сама могла целую дюжину янки
за пояс заткнуть.
Потом янки как заорет на него, но полковник, но оглядываясь, шагает
вперед, и все тут. Тогда янки заорал снова, и полковник говорит, что
услышал, как шевелится лошадь, и решил, что пора улепетывать. Он завернул
за угол конюшни, и тут янки первый раз в него выстрелил, а когда янки
добрался до угла, он был уже в свином загоне и бежал сквозь заросли дурмана
к речке, где вы в ивняке с жеребцом спрятались и его поджидали.
И вот этот патрульный янки улюлюкал где-то сзади, а вы стояли и
держали лошадь, пока полковник сапоги надевал. И тогда он велел вам
передать тетушке, чтоб она не ждала его к ужину".
"Но зачем же ты принес мне ее через столько лет?" - спросил он тогда,
поглаживая трубку, и старик Фолз ответил, что в богадельне для нее не
место.
"Ведь он эту трубку в те времена в кармане носил, и она его радовала.
Когда он железную дорогу строил, тогда, сдается мне, все было иначе. В те
времена он частенько повторял, что к субботнему вечеру мы и оглянуться не
успеем, как все в богадельне очутимся. Только тут я его обскакал. Я попал
туда раньше его. А может, он вовсе про кладбище думал, когда днем и ночью
объезжал стройку с мешком денег, притороченным к седлу, и говорил, что до
богадельни всего-навсего одна шпала остается. Вот когда все пошло