"Уильям Фолкнер. Реквием по монахине " - читать интересную книгу автора

стойку, потом решили навешивать на прибывающий дважды в месяц мешок с
почтой; эта была знакомая, известная, привычная, вскоре старейшая неизменная
вещь в поселке, более старая, чем жители, потому что Иссетибеха и доктор
Хэбершем скончались, Александр Холстон состарился и заболел подагрой, а Луи
Гренье жил на своей обширной^плантации, половина которой находилась даже не
в округе Йокнапатофа, и поселок редко его видел; более старая, чем город,
потому что там уже появились новые, хоть и принадлежащие людям старого
закала фамилии - Сарторис и Стивенс, Компсон и Маккаслин, Сатпен и Колдфилд,
- и уже нельзя было, встав в проеме кухонной двери, устроить охоту на оленя,
медведя или дикого индюка, тем более на мешок с почтой - письмами и даже
газетами, - который каждые две недели доставлял из Нэшвилла специальный
верховой курьер, это было единственным его занятием, он получал за него
жалованье от федерального правительства; и данное решение явилось второй
фазой превращения чудовищного Каролинского замка в здание суда округа
Йокнапатофа;

Мешок с почтой не всегда прибывал в поселок каждые две недели и даже не
всегда каждый месяц. Но рано или поздно прибывал, и все знали, что прибудет,
потому что он - седельный вьюк из воловьей кожи, куда не вошла бы полная
смена белья, содержащий в себе три-четыре письма и вдвое меньше плохо
отпечатанных газет, запаздывающих на три-четыре месяца и насыщенных
наполовину, а иногда и полностью домыслами или главным образом неточностями,
- являл собой Соединенные Штаты, энергию и волю к свободе, полную
независимость, он приносил в эти до сих пор почти непроходимые дебри тонкий,
властный голос нации, которая вырвала себе свободу у одного из самых могучих
народов на земле, а затем в том же поколении успешно ее отстояла; столь
властный и внятный, что человек, возящий мешок на скаковой лошади,
вооружался только жестяным горном, из месяца в месяц он ездил, не таясь,
вызывающе, почти с презрением там, где путника убивали лишь ради того, чтобы
снять с него сапоги, потрошили, словно медведя, оленя или рыбу, набивали
живот камнями и топили в ближайшем водоеме; он даже не снисходил до того,
чтобы тихо проезжать там, где другие даже вооруженными группами старались
пройти незаметно или по крайней мере без шума, а, наоборот, оповещал о своем
одиночном приближении всех, до кого доносился рев его горна. И вскоре замок
Александра Холстона стал служить для запирания мешка. Но не потому, что
мешок, привезенный незапертым за триста миль из Нэшвилла, нуждался в запоре.
(Сперва планировалось, что замок будет на мешке постоянно. То есть не только
в поселке, но и по пути в Нэшвилл и обратно. Курьер отказался, кратко, в
трех словах, два из которых были непечатными. Поводом служила тяжесть замка.
Курьеру указали, что это нелогично, поскольку - невысокий, щуплый,
вспыльчивый наездник весил меньше ста фунтов - пятнадцать фунтов даже не
придадут ему веса обычного взрослого мужчины, что они лишь соответствуют
весу пистолетов, которые, как полагал его наниматель, Соединенные Штаты, он
возит с собой, и даже платил ему за это, но ответ прозвучал столь же бойко,
хоть и не столь кратко: что замок весит пятнадцать фунтов на задней двери
поселковой лавки или почтовой конторы Нэшвилла. Но поскольку между Нэшвиллом
и поселком триста миль, вес замка, пятнадцать фунтов на милю, умножается на
триста, то есть превращается в четыре тысячи пятьсот фунтов. Эта была
вопиющая нелепость, физически невозможная и для замка и для лошади. Однако
пятнадцать фунтов, помноженные на триста миль, несомненно составляли четыре