"Уильям Фолкнер. Реквием по монахине " - читать интересную книгу автора

побрал это пойло... Вот...
Стивенс (подставляет стакан). Хватит. Что ты сказал о пленнице в
публичном доме?
Гоуэн (хрипло). Перестань. Ты слышал.
Стивенс. Ты сказал - "и ей там нравилось". (Они глядят друг на друга.)
И поэтому ты никак не можешь ее простить - не потому, что она была причиной
того эпизода, которого ты не можешь ни вернуть, ни забыть, ни искупить, ни
объяснить, ни даже перестать о нем думать, а потому, что она сама не
страдала, наоборот, ей это нравилось - тот месяц походил на сцену из старого
фильма, где бедуинский принц держит в пещере белую девушку? Потому что тебе
пришлось лишиться не только холостяцкой свободы, но и самоуважения мужчины,
уверенности в поведении своей жены и происхождении ребенка, потому что
пришлось расплачиваться за то, чего твоя жена даже не теряла, о чем не
жалела? И поэтому бедная, пропащая, обреченная, безумная негритянка должна
умереть?
Гоуэн (напряженно). Уходи отсюда. Уйди.
Стивенс. Сейчас. Тогда уж застрелись сам: перестань вспоминать,
перестань ворошить то, о чем не можешь забыть; погрузись в небытие, уйди,
скройся в него навсегда, чтобы больше не вспоминать, больше не просыпаться
ночами в корчах и в поту, раз ты не в силах уйти от воспоминаний. Было с ней
еще что-то в том мемфисском доме, о чем никто, кроме вас, не знает, может
быть, не знаешь и ты?

Не сводя глаз со Стивенса, Гоуэн медленно, осторожно ставит на поднос свой
бокал, берет бутылку, подносит ко рту и запрокидывает голову. Пробка вынута,
из бутылки сразу же начинает литься виски, стекая по его руке на пол. Он,
видимо, не замечает этого. Голос его сдавлен, еле разборчив.

Гоуэн. Господи, помоги мне... Господи, помоги...

Стивенс неторопливо ставит свой стакан на поднос, поворачивается, на ходу
берет с дивана шляпу и направляется к выходу. Гоуэн еще секунду стоит с
запрокинутой неопустевшей бутылкой. Потом издает долгий, дрожащий вздох,
словно проснувшись, ставит пустую бутылку на поднос, замечает свой
нетронутый стакан, берет его, медлит, потом поворачивается, швыряет его в
камин, в пылающую горелку и замирает спиной к зрителям, издает еще один
глубокий, дрожащий вздох, закрывает лицо руками, потом поворачивается,
смотрит на мокрый рукав, достает платок и, возвращаясь к столу,
прикладывает его к рукаву, сунув платок в карман, берет с маленького подноса
сложенную салфетку и вытирает рукав, видит, что это бессмысленно, швыряет
скомканную салфетку на поднос, где было виски; и теперь внешне опять
спокойный, будто ничего не случилось, берет большой поднос, ставит на него
стаканы, кладет маленький поднос и салфетку и спокойно несет в столовую,
свет начинает гаснуть.

Свет гаснет полностью. Сцена погружается в темноту.


Свет зажигается.