"Уильям Фолкнер. Реквием по монахине " - читать интересную книгу автора

Темпл. Пожалуйста.
Гоуэн (поворачиваясь). Сейчас. Я позаботился и об этом. Ходил за виски
и заодно поставил кастрюлю на плиту. (Идет к дверям в столовую.) Не отпускай
дядю Гэвина, пока я не вернусь. Если понадобится - запри дверь. Или позвони
тому защитнику свободы черномазых - как там его фамилия?

Выходит. Темпл и Стивенс молчат, пока не раздается хлопок закрываемой двери.

Темпл (торопливо и жестко). Что вы узнали? (Торопливо.) Не лгите. Сами
видите, времени нет.
Стивенс. Времени? До вылета самолета в полночь? А у нее время еще есть
- четыре месяца, до марта, тринадцатого марта...
Темпл. Вы понимаете, что я имею в виду... вы ее адвокат... виделись с
ней ежедневно... черномазая, а вы белый... даже если нужно было ее
припугнуть... вы могли разузнать у нее за понюшку кокаина или пинту...
(Умолкает и глядит на него в каком-то изумлении, отчаянии; голос ее почти
спокоен.) О Господи, Господи, она не сказала вам ничего. Это я; я... Не
понимаете? Не могу поверить в это... ни за что не поверю... невозможно...
Стивенс. Невозможно поверить, что не все люди - как ты выражаешься -
мразь? Даже - как ты выражаешься - черномазые наркоманки и проститутки? Нет,
больше ничего она не сказала.
Темпл (суфлирует). Даже если еще что-то было.
Стивенс. Даже если было.
Темпл. Тогда что же, собственно, вы узнали? Неважно, откуда; только
скажите, что.
Стивенс. В тот вечер здесь был мужчина.
Темпл (торопливо, едва дав ему договорить.) Гоуэн.
Стиве не.В тот вечер? Когда Гоуэн в шесть утра выехал на машине с Бюки
в Новый Орлеан?
Темпл (торопливо, хрипло). Значит, я была права. Припугнули вы ее или
подкупили? (Перескакивает на другое). Я стараюсь. По-настоящему. Может, было
б не так трудно, если б только я могла понять, почему они не мразь... какая
причина у них не быть мразью... (Умолкает; видимо, услышала какой-то звук,
предваряющий возвращение Гоуэна, или просто инстинктивно, зная свой дом,
догадалась, что он уже успел согреть чашку молока. Затем продолжает
торопливо и тихо.) Здесь не было мужчины. Понимаете? Я говорила,
предупреждала, что от меня вы ничего не добьетесь. О, я знаю; вы могли бы в
любое время допросить меня на свидетельском месте, под присягой; конечно,
вашим присяжным это не понравилось бы - бессмысленное истязание убитой горем
матери, но что оно в сравнении со справедливостью? Не знаю, почему вы не
пошли на это. Может, еще надумаете - если мы до того времени не пересечем
границу штата. (Торопливо, напряженно, жестко.) Ладно. Извиняюсь. Я понимаю.
И, может быть, это лишь моя собственная мерзость, в которой мне сомневаться
невозможно. (Снова хлопает дверь буфетной; оба слышат это.) Потому что даже
не хочу, чтобы Гоуэн был рядом, когда я скажу "до свиданья" и стану
подниматься по трапу. И кто знает...

Она умолкает. Входит Гоуэн с небольшим подносом, где стоят стакан молока,
солонка, лежит салфетка, и подходит к столу.