"Уильям Фолкнер. Реквием по монахине " - читать интересную книгу автора

исполнитель, готовый и ждущий, словно воплощенная предусмотрительность: той
весной в поселке объявился человек по фамилии Сатпен, сильный, суровый,
необщительный, отмеченный страстями, его окружал смутный ореол
таинственности и неукротимости, словно едва вошедшего с метели в теплую
комнату или по крайней мере в помещение, он привез с собой тридцать с лишним
рабов, еще более диких и непонятных, чем местные дикари чикасо, с которыми
поселок уже свыкся, они (новые негры) говорили не по-английски, а, как
сказал Компсон, побывавший в Новом Орлеане, на карибском, испано-французском
наречии сахарных островов, он (Сатпен) купил, или захватил, или, как бы там
ни было, приобрел участок земли напротив Французовой Балки и, видимо, твердо
решил создать там усадьбу в еще более кичливом и грандиозном масштабе, чем у
Гренье; он даже привез с собой безответного парижского архитектора - или,
скорее, пленника, потому что в задней комнате лавки поговаривали, будто этот
человек ночует в какой-то яме на строительстве особняка, который сам
проектировал, связанный рука к руке с одним из карибских рабов своего
повелителя; и в самом деле, поселок с первого взгляда понял, что пленник не
покорнее, чем его повелитель, как ласка и гремучая змея не более кротки, чем
волк или медведь, которым они уступают дорогу лишь в совершенно безнадежном
положении: человек не крупнее Петтигрю, с насмешливыми, сардоническими,
непокорными глазами, видящими все и не верящими ни во что, носящий дорогую
широкополую шляпу, парчовый жилет и гофрированные манжеты
полухудожника-полубульвардье; они - Компсон возможно, Пибоди наверняка -
представляли, как он в заляпанных грязью, изодранных шиповником парче и
кружевах стоит среди непролазных дебрей, мечтая о колоннадах, портиках,
фонтанах и променадах в стиле Давида, а сзади и чуть по бокам - два
громадных полуголых негра, которые даже не глядят на него, лишь дышат и,
едва он делает шаг или меняет позу, повторяют его движения, словно тень,
удвоенная и увеличенная до гигантских размеров;

Итак, у них появился даже архитектор. С минуту он слушал их в задней
комнате лавки. Потом сделал неописуемый жест и сказал: "Ерунда. Вам не нужен
совет. Вы слишком бедны. У вас есть только собственные руки и хорошая глина
для кирпичей. У вас совершенно нет денег. Вам даже нечего копировать: как вы
можете оплошать?" Однако он научил их формовать кирпичи; он спроектировал и
построил печь для обжига множества кирпичей, потому что они, видимо, знали с
того первого желтого утра, что одного сооружения будет мало. Но хотя и то, и
другое было задумано в один и тот же миг, спланировано в одну зиму и
построено одно за другим в течение следующих трех лет, здание суда,
разумеется, стало возводиться первым, и в марте, когда были установлены
столбы и протянуты шнуры из лесок, архитектор разложил в дубовой роще
напротив таверны и лавки, этих простых прямоугольных строений, окончательный
план не только здания суда, но и города, сказав лишь: "Через пятьдесят лет
вы попытаетесь изменить все это во имя того, что назовете прогрессом. Но у
вас ничего не выйдет; от этого вам никогда не уйти". Только они уже видели и
без плана, стояли по пояс в дебрях, однако, поскольку у них уже были столбы
и лески, видели уже не только мысленным взором то, что будет, быть может,
меньше, чем через пятьдесят лет, быть может - кто знает? - даже меньше, чем
через двадцать пять: Площадь, в центре окруженное деревьями здание суда, по
четырем сторонам ее двухэтажные дома, на первых этажах лавки, на вторых
конторы, кабинеты и приемные адвокатов, врачей и дантистов; школу, церковь,