"Уильям Фолкнер. Авессалом, Авессалом!" - читать интересную книгу автора

- жизни моей суждено было окончиться в один апрельский день сорок три года
назад, ибо всякий, кто имел столь же малую толику того, что можно назвать
жизнью, сколь имела до этого времени я, уж никак не назвал бы жизнью то, что
было у меня с тех пор. Я видела, что произошло с моей сестрой Эллен. Я
видела, как она, почти затворница, наблюдала, как подрастают эти двое
обреченных детей, которых она была бессильна спасти. Я видела, какою ценой
она платила за этот дом и за свою гордыню; я видела, как один за другим
наступали сроки оплаты векселей на гордость, довольство, покой и все
остальное, которые она скрепила своею подписью в тот вечер, когда вошла в
церковь. Я видела, как Джудит ни с того ни с сего без всяких объяснений
запретили выходить замуж; я видела, как Эллен умирала, и только ко мне,
совсем еще девочке, могла она обратиться с просьбой защитить ее оставшееся
дитя; я видела, как Генри отрекся от своего дома и всех своих прав, а затем,
возвратившись, буквально швырнул к подолу подвенечного платья своей сестры
окровавленный труп ее возлюбленного; я видела, как возвратился этот человек
- родоначальник и источник зла, переживший все свои жертвы, человек, который
породил двоих детей лишь для того, чтобы они уничтожили не только друг друга
и его собственный род, но еще и мой род в придачу, и все же я согласилась
выйти за него замуж.
Нет, я себя не оправдываю. Я не ссылаюсь на молодость, ибо кто из
обитателей Юга после 1861 года - мужчина, женщина, черномазый или мул - имел
время и возможность не только быть молодым, но даже и слышать, что такое
молодость, от тех, кому довелось быть молодым. Я не ссылаюсь на близкое
родство: на то, что я - молодая девица, созревшая для замужества, и в ту
пору, когда большая часть молодых людей, с которыми я при обычных
обстоятельствах была бы знакома, погибли на полях проигранных сражений - два
года прожила с ним под одной крышей. Я не ссылаюсь на нужду: на то, что я,
сирота, женщина, нищая, естественно обратилась даже не за покровительством,
а просто за хлебом насущным к своим единственным родичам - к семье своей
покойной сестры; и тем не менее кто осмелится осудить меня - двадцатилетнюю
сироту, молодую девицу без всяких средств - за то, что я хотела не только
оправдать свое положение, но и защитить честь семьи, где доброе имя женщин
всегда оставалось незапятнанным, приняв честное предложение от человека, чей
хлеб я вынуждена была есть. А главное, я не оправдываю себя - молодую
девицу, которая вырвалась из смерча, отнявшего у нее родителей, достаток и
все остальное, которая видела, как все, что составляло ее жизнь,
превратилось в груду развалин, окружавших несколько фигур, имевших облик
людей, но имена и осанку героев, - да, молодую девицу, вынужденную ежедневно
и ежечасно сталкиваться с одним из этих людей, который, несмотря на все то,
чем он мог быть когда-то, и несмотря на все то, что она могла о нем думать и
даже знать, четыре года доблестно сражался за землю и традиции этой страны,
где она родилась. И человек, который все это сделал, хотя он и не перестал
быть злодеем, а только поменял свою окраску, тоже обладал бы в ее глазах -
хотя бы в силу одного только общения с героями - осанкой и обликом героя; и
вот теперь он тоже вырвался живым из смерча, принесшего столько страданий
ей, и встречал уготованное Югу будущее, не имея ничего, кроме голых рук,
сабли, которую он, по крайней мере, ни разу не сдал неприятелю, и
благодарности за доблесть от своего потерпевшего поражение
главнокомандующего. О да, он был храбр. Этого я никогда не отрицала. Но
почему же единственной опорой нашего дела, всей нашей жизни, надежд на