"Уильям Фолкнер. Авессалом, Авессалом!" - читать интересную книгу автора

V



{Они, конечно, вам уже рассказывали, как я велела этому Джонсу отвести
на конюшню этого чужого мула и запрячь его в нашу повозку, а сама надела
шляпу и шаль и заперла дом. Вот и все, больше делать было нечего: ведь вам,
конечно, уже рассказали, что мне не нужен был ни сундук, ни саквояж, потому
что весь мой гардероб - теперь, когда одежда, доставшаяся мне в наследство
от тети, благодаря ее доброте, забывчивости или поспешности, давно
износилась, - состоял из платьев, которые Эллен время от времени приходило в
голову мне подарить, а ведь Эллен уже два года не было в живых, и потому мне
оставалось только запереть дом, сесть в повозку и проехать двенадцать миль,
чего я после смерти Эллен еще ни разу не делала, рядом с этим тупым скотом,
которого при жизни Эллен даже не подпускали к парадным дверям, с этим скотом
и прародителем скотов, чья внучка впоследствии займет мое место, если не в
доме моей сестры, то, по крайней мере, в ее постели, к чему (как вам скажут)
стремилась я сама; с этим скотом (с этим тупым орудием справедливости, что
правит делами людскими - она до поры до времени действует незаметно, не
царапает, а гладит, но стоит кому-нибудь ее раздразнить, как она, беспощадно
попирая общепризнанную истину и право, подобно раскаленной стали, сокрушит
на своем пути всех - и праведных, но слабых и сильных, но неправедных, и
победителя, и невинную жертву), с этим скотом, который будет не только
сопутствовать всем обличьям и воплощениям судьбы этого дьявола Томаса
Сатпена, но под конец еще предоставит ему женскую плоть, которая положит
предел земному существованию его имени и рода; с этим скотом, который,
казалось, счел свою миссию выполненной, когда, остановившись возле моего
дома, принялся во все горло орать о крови и о пистолетах, но, очевидно,
решил, что дальнейшие подробности, которые он может мне сообщить, настолько
скудны, пусты и незначительны, что ради них не стоит выплюнуть табачную
жвачку, и потому за все двенадцать миль не удосужился даже объяснить мне,
что же, собственно, произошло.
Конечно, вам рассказали и о том, как я еще раз проехала эти самые
двенадцать миль спустя два года после смерти Эллен (но может быть, это
случилось спустя четыре года после исчезновения Генри или даже спустя
девятнадцать лет после того, как я родилась на свет?), ничего не зная, не
имея возможности узнать ничего, кроме следующего: две женщины, две молодые
женщины, одни в обветшалом доме, где уже два года не раздавался звук мужских
шагов, услышали далекий, непонятно откуда донесшийся слабый выстрел, а
потом, после обмена леденящими кровь предположениями и догадками над шитьем,
которым они занимались, топот ног в прихожей, затем по лестнице -
торопливых, бегущих мужских ног, и едва Джудит успела прикрыть недошитым
платьем свою наготу, как дверь распахнулась, и перед нею предстал ее брат,
оголтелый убийца, которого она не видела четыре года и про которого думала,
что он (если он вообще еще жив и не испустил последний вздох) находится
где-то за тысячу миль, и вот они оба, эти двое отягощенных проклятьем детей,
кого лишь в эту минуту поразил первый удар их дьявольского наследья, стоят и