"Уильям Фолкнер. Авессалом, Авессалом!" - читать интересную книгу автора

грубому беспорядочному греху, каждый захочет наконец насладиться зрелищем
того (хотя подобные случаи встречаются реже одного на миллион), как принципы
чести, благопристойности и добра распространяются на совершенно нормальный
человеческий инстинкт, который вы, англосаксы, упорно называете похотью и
которому по воскресеньям предаетесь в первобытных пещерах; при этом ваше
отпадение от так называемой благодати затмевается и затуманивается
богопротивными словами извинений и оправданий, которыми вы дерзко бросаете
вызов всевышнему, а возвращение под сень благодати сопровождается воплями
пресыщенного самоуничижения и самобичевания, которыми вы пытаетесь задобрить
всевышнего; но ни в том, ни в другом - ни в дерзком вызове, ни в
самоуничижении - всевышний не находит ничего интересного, а после двух-трех
раз даже ничего забавного. Так, может быть, коль скоро господь уже стар, ему
неинтересно даже и каким способом мы служим тому, что вы называете похотью;
может быть, он даже не требует, чтобы мы спасали одну пичужку или хотя бы
ту, которую мы действительно спасаем ради его похвалы. Но ведь эту-то мы
действительно спасаем, а иначе ее продадут любому негодяю, у которого
достанет денег, и продадут не на одну ночь, как белую проститутку, а на всю
жизнь, душой и телом, и притом человеку, который безнаказанно будет
обращаться с нею хуже, чем со скотиной - коровой или кобылой, а потом
выбросит, продаст или просто убьет, когда она станет ни на что не пригодной
или когда расходы на ее содержание превысят ее рыночную цену. Да, пичужку,
которой не заметил сам господь бог. Ведь хотя люди, белые люди, ее создали,
господь бог им не помешал. Он посеял зерно, из которого она выросла и
расцвела - белую кровь, которая придала форму и цвет тому, что белый человек
зовет женской красотой, тому женскому началу, что, исполненное царственного
совершенства, таилось в жарких тропических чреслах земли задолго до того,
как наши белые прародительницы спустились с деревьев на землю, потеряли свою
шерсть и побелели; вечной женственности, податливой, мягкой как воск и
изначально наделенной способностью дарить изысканные, древние как мир,
неизъяснимые плотские наслажденья (и это все, ничего другого не существует),
от которых ее высоконравственные белые сестры шарахаются в священном ужасе и
возмущенье; женственности всемогущей и мудрой, что, как на троне, царит
распростершись на закрытом от солнца шелковом ложе, тогда как белая ее
сестра тщится превратить свои женские чары в некий капитал - подобно
кому-то, кто захотел бы поставить в магазине прилавок или купить весы или
сейф, а за это потребовал бы свою долю прибыли. Нет, они не блудницы. И даже
не куртизанки, эти созданья, которых с раннего детства отбирают,
воспитывают, холят и лелеют куда более заботливо, чем любую белую девушку,
любую монахиню, даже любую чистокровную кобылу, и окружают такой неусыпной
заботой и вниманием, на какую не способна ни одна родная мать. Разумеется,
за плату, но эту плату предлагают, принимают или отклоняют по правилам куда
более строгим, нежели те, по каким продают белых девушек, потому что они -
товар более ценный, чем белые девушки; каждая из них прекрасно вышколена и
обучена выполнять единственную цель и назначение женщины - любить, блистать
красотою и развлекать; она не видит ни одного мужского лица до тех пор, пока
ее не привезут на бал и не выставят на продажу, до тех пор, пока ее не
выберет какой-либо мужчина, который, со своей стороны, не то чтобы может или
хочет, а просто обязан поместить ее в соответствующее окружение, где она
будет любить, блистать красотою и развлекать; мужчина, который ради этого
права обычно ставит на карту свою жизнь или, во всяком случае, свою кровь.