"Уильям Фолкнер. Авессалом, Авессалом!" - читать интересную книгу автора

теперь, когда тот вторично приехал в его дом, находился в Новом Орлеане, где
наводил о нем справки, и кто знает, о чем он думал, какого дня, какой минуты
ожидал, чтобы поехать в Новый Орлеан и найти там нечто, очевидно, уже давно
ему известное? Ему не с кем было поговорить, не с кем поделиться своими
страхами и подозрениями. Он не доверял ни одному мужчине, ни одной женщине,
он, этот человек, которого не любил никто - ни один мужчина, ни одна
женщина, - ведь Эллен была не способна любить, а Джудит была слишком на него
похожа, а что до сына, то Сатпен, наверное, с первого взгляда увидел, что
Бон - хотя дочь еще можно от него спасти - сына его уже соблазнил.
Понимаешь, он добился слишком большого успеха и был одинок из-за презрения и
недоверия, которые успех приносит тому, кто добился его благодаря своей
силе, а не просто удаче.
Потом настал июнь и конец учебного года, и Генри с Боном вернулись в
Сатпенову Сотню - Бон собирался провести там день или два, а потом
отправиться верхом к Реке, чтоб ехать пароходом домой в Новый Орлеан, куда
уже уехал Сатпен. Он пробыл там всего два дня, и только теперь ему
представился случай объясниться с Джудит, а быть может, даже в нее и
влюбиться. Это был единственный случай, другого ему не представится, хотя,
конечно, ни он, ни Джудит не могли этого знать - ведь хотя Сатпен всего две
недели назад уехал из дома, он наверняка уже разведал про
любовницу-окторонку и мальчика. Итак, Бон и Джудит в первый и в последний
раз, можно сказать, получили свободу действий - то есть могли бы ее
получить, потому что на самом деле свободу действий имела только Эллен.
Воображаю, как она трудилась над этим романом, предоставляла Джудит и Бону
возможности для объяснений и свиданий, ходила за ними по пятам с робким, но
железным упорством, от которого они напрасно старались уклониться: Джудит
хотя и сердито, но все еще невозмутимо, Бон - с насмешливым недоуменьем и
досадой, что, очевидно, было обычным проявлением этого непроницаемого и
неуловимого характера. Да, именно неуловимого - это был миф, призрак, нечто
ими же самими порожденное и созданное - некая эманация сатпеновской крови и
характера, словно как человек он вовсе и не существовал.
Однако было мертвое тело, которое мисс Роза видела, а Джудит похоронила
на фамильном кладбище рядом с матерью. И еще: то обстоятельство, что даже
такая, совершенно неопределенная, никогда никем не упомянутая помолвка не
распалась, доказывается хотя бы и от обратного, - что они действительно
любили друг друга - ведь за эти два дня какой-нибудь легкомысленный флирт
сошел бы на нет, погиб от одной только приторной сладости и слишком
многочисленных возможностей. Потом Бон поехал к Реке и сел на пароход. И вот
еще что: кто знает, быть может, если бы Генри поехал с ним в то лето, не
дожидаясь следующего, Бону не пришлось бы умереть так, как он умер; если б
только Генри тогда поехал в Новый Орлеан и тогда же, пока еще не стало
слишком поздно, узнал про любовницу и ребенка, он мог бы отнестись к этому
открытию точно так же, как Сатпен, как можно было ожидать от ревнивого
брата; ведь кто знает - быть может, Генри бросил свое обвинение во лжи не
потому, что речь шла о любовнице и ребенке, то есть о двоеженстве, а потому,
что услышал об этом от отца, который его опередил, от отца - естественного
врага и сына и жениха дочери, чьим союзником выступает мать, тогда как после
свадьбы отец становится союзником зятя, который приобретает себе
смертельного врага в лице тещи. Но Генри в тот раз не поехал. Он проводил
Бона до Реки и вернулся обратно; через некоторое время возвратился домой и