"Уильям Фолкнер. Авессалом, Авессалом!" - читать интересную книгу автора

просили спасти, - быть может, в этом она видела не что иное, как перст
судьбы, предоставившей ей возможность исполнить последнюю волю умирающей
сестры. Быть может, она считала себя орудием возмездия: пусть она
недостаточно активна и сильна, чтоб вступить с ним в единоборство, но зато в
виде некоего пассивного символа неотвратимой памяти, бескровная и
бестелесная, восстанет с жертвенника брачного ложа. Ведь до шестьдесят
шестого года, когда он вернулся из Виргинии и нашел ее там вместе с Джудит и
Клити (да, Клити тоже была его дочерью. Клитемнестра. Он сам дал ей это имя.
Он всем давал имена сам - всем своим отпрыскам, равно как и отродью своих
диких черномазых, как только они начали ассимилироваться с местными. Мисс
Роза не говорила тебе, что среди черномазых в том фургоне были две женщины?
Нет, сэр, {сказал Квентин}.
Да. Их было две. И привезены они были сюда вовсе не случайно и не по
недосмотру. Об этом он позаботился сам, ибо он, без сомнения, заглядывал
вперед много дальше, нежели на те два года, которые потребовались ему, чтобы
построить себе дом и доказать свои добрые намерения, пока соседи не
позволили ему скрестить его дикое поголовье с их прирученным - ведь различие
в языке между теми и другими черномазыми могло оставаться препятствием лишь
несколько недель, а возможно даже, и дней. Он привез этих двух женщин
нарочно; он, вероятно, выбирал их так же расчетливо и тщательно, как выбирал
прочий живой инвентарь - лошадей, мулов и рогатый скот, который покупал
позже. И он прожил там почти пять лет, прежде чем свел знакомство хоть с
какой-нибудь белой женщиной в округе и по той же причине, по какой в доме у
него не было мебели - в то время ему нечего было предложить за них взамен.
Да, он нарек ее Клити точно так же, как нарекал их всех - того, кто был до
Клити, до Генри и даже до Джудит, с одинаковой бодрой и насмешливой отвагой,
собственными устами нарекая посеянные им самим зубы дракона, по иронии
судьбы давшие хороший урожай. Впрочем, мне всегда хотелось думать, что
какой-то чисто драматургический инстинкт побудил его не только породить
дочь, но и дать ей имя верховного прорицателя собственной погибели, и что он
намеревался назвать Клити Кассандрой и просто перепутал имена по ошибке,
естественной для человека, который наверняка выучился грамоте чуть ли не
самоучкой), - до его возвращения домой в шестьдесят шестом году мисс Роза за
всю свою жизнь едва ли видела его сотню раз. И видела она его лишь как лицо
людоеда из своего детства - увиденное однажды, оно затем появлялось с
перерывами и при случаях, которых она не могла ни вспомнить, ни сосчитать,
подобно маске греческой трагедии, переходящей не только из сцены в сцену, но
и от актера к актеру, маске, за которой события и происшествия совершаются
без всякого порядка и последовательности; она и в самом деле не могла
сказать, сколько в отдельности раз она его видела, и по той простой причине,
что тетка научила ее не видеть ничего другого ни во сне, ни наяву. Во время
этих натянутых, мрачных, почти официальных визитов, когда они с теткой
выезжали на целый день в Сатпенову Сотню и тетка отправляла ее играть с
племянником и племянницей, как могла бы попросить ее сыграть на рояле
какую-нибудь пьесу для развлечения гостей, она не видела его даже за
обеденным столом - тетка ухитрялась наносить эти визиты в его отсутствие, и
к тому же мисс Роза, вероятно, постаралась бы уклониться от встречи с ним,
даже если бы он был дома. А когда Эллен три или четыре раза в год привозила
детей к деду, тетка (эта сильная злопамятная женщина, которая, очевидно,
вдвое больше мистера Колдфилда заслуживала звания мужчины и которая поистине