"Уильям Фолкнер. Авессалом, Авессалом!" - читать интересную книгу автора

потому, что их в чем-то обделили, а от самого неподдельного отчаяния и
ощущения, будто их предали? что, несмотря на живое свидетельство в виде
детей и всего прочего, им все еще мерещится, как они, провожаемые
восхищенными взглядами, шествуют под торжественную музыку, с тем чтобы во
всем блеске символических аксессуаров по всем правилам отдать то, чем уже не
обладают? А собственно говоря, почему бы и нет? Ведь когда они и в самом
деле отдаются, то для них это только и может быть (и действительно бывает)
некоей церемонией, подобной размену ассигнации для покупки билета на поезд.
Если говорить об обоих мужчинах, то пышная свадьба, переполненная церковь и
вообще весь этот ритуал нужны были именно Сатпену. Я узнал об этом из
кое-каких намеков, невзначай оброненных твоим дедом, а он, без сомнения, так
же случайно узнал об этом от самого Сатпена, ибо Сатпен никогда и словом не
обмолвился Эллен о том, что он этого хочет, и то обстоятельство, что в
последнюю минуту он отказался поддержать ее желание и настоятельное
требование, может отчасти объяснить ее слезы. Мистер Колдфилд, очевидно,
намеревался использовать церковь, в которую он вложил определенную меру
самопожертвования и, несомненно, самоотречения, и, уж конечно, настоящего
труда и денег - чтобы, если можно так выразиться, поддержать свою духовную
платежеспособность, - равно как он использовал бы хлопкоочистительную
машину, за которую почитал бы себя ответственным материально или морально,
для очистки любого количества хлопка, который он или кто-либо из членов его
семьи - будь то родственники или свойственники - вырастил, - не более того.
Возможно, его желание устроить свадьбу поскромнее объяснялось все той же
упорной и неослабной бережливостью, позволившей ему содержать мать и сестру
и жениться и вырастить детей на доходы от лавки, что десять лет назад
уместилась в одном-единственном фургоне; возможно, каким-то врожденным
чувством деликатности и приличия (им, кстати сказать, его сестра и дочь явно
не обладали) по отношению к будущему зятю, которого он всего лишь двумя
месяцами ранее помог вызволить из тюрьмы, но уж никак не страхом, что все
еще ненормальное положение зятя в городе может ему повредить. Но каковы бы
ни были их отношения прежде и какими ни могли бы они стать в будущем, если
бы мистер Колдфилд в то время считал Сатпена виновным в каком-либо
преступлении, он бы и пальцем не пошевелил, чтобы его освободить. Он,
возможно, ничего бы не предпринял, чтобы оставить Сатпена в тюрьме, однако в
то время ничто не могло полнее оправдать Сатпена в глазах сограждан, чем
поручительство мистера Колдфилда, - а этого он не сделал бы даже ради
спасения собственного доброго имени, хотя арест был прямым следствием сделки
между ним и Сатпеном - того самого предприятия, от которого он отказался,
когда оно приняло оборот, противный его совести, и дал возможность Сатпену
завладеть всей прибылью, даже не позволив Сатпену возместить убыток, который
сам он вследствие своего отказа потерпел, и тем не менее он разрешил своей
дочери выйти замуж за человека, чьи действия он по совести одобрить не мог.
Это был второй случай, когда он поступил таким образом.
Когда совершалось бракосочетание, из сотни приглашенных в церкви
присутствовало всего лишь десять человек -- включая жениха с невестой и
родственников, но зато когда они вышли из церкви (дело было поздно вечером);
Сатпен привез полдюжины своих диких негров, и они с горящими сосновыми
ветками стояли у дверей, остальную часть этой сотни составили мальчишки,
молодые люди и мужчины из трактира гуртовщиков на краю города - торговцы
скотом, конюхи и тому подобная публика, которой никто не приглашал. Этим