"Уильям Фолкнер. Авессалом, Авессалом!" - читать интересную книгу автора

мужчины, мальчишки и даже негры из соседних домов, сгрудившись вокруг
первоначальной восьмерки, следили за дверью мистера Колдфилда в ожидании его
выхода. Вышел он не скоро, цветов у него в руках уже не было, и к воротам он
вернулся уже помолвленным. Но они об этом не знали и, едва он успел подойти
к воротам, взяли его под арест. Они повели его обратно в город, а дамы, дети
и дворовые негры смотрели из-за занавесок, из-за садовых кустов, из-за углов
и из кухонь, где, без сомнения, уже начал пригорать обед, и таким порядком
они возвратились на площадь, где остальные здоровые мужчины вышли из своих
контор и лавок и тоже присоединились к ним, так что, когда Сатпен добрался
до здания суда, за ним шла толпа, как за беглым рабом. Его передали мировому
судье, но к этому времени туда подоспели твой дед и мистер Колдфилд. Они
взяли его на поруки, и к вечеру того же дня он вернулся домой вместе с
мистером Колдфилдом, по той же улице, что и утром, и, без сомнения, те же
глаза наблюдали за ним из-за оконных занавесок, вернулся прямо к
торжественному ужину по случаю помолвки, однако ни за столом, ни до и ни
после не было ни вина, ни виски. Трижды за тот день проходя по этой улице,
он ни разу не изменил своей осанки - все тот же неторопливый шаг, в такт ему
развеваются фалды нового сюртука, и все так же лихо над бородой и глазами
заломлена новая шляпа. Твой дед говорил, что пятью годами раньше, когда он
приехал в город, лицо его имело оттенок обожженной глины, а теперь его кожу
покрывал обыкновенный загар. И он не то чтобы потолстел - по словам твоего
дедушки, дело было совсем не в том, просто, преодолев сопротивление воздуха,
как при беге, мясо на его костях, казалось, успокоилось, так что теперь он
по-настоящему заполнял свою одежду и хотя все еще чванился, но уже без
бахвальства и воинственности; правда, твой дед говорил, что это и прежде
была не воинственность, а всего лишь настороженность. А теперь не стало и
ее, словно по прошествии этих трех лет он мог доверить караульную службу
одним только глазам, а мясо на его костях могло и отдохнуть. Два месяца
спустя они с Эллен поженились.
Это произошло в июне 1838 года, почти день в день через пять лет после
того воскресного утра, когда он въехал в город на своем чалом. Оно
(бракосочетание) состоялось в той самой методистской церкви, где он, по
словам мисс Розы, впервые увидел Эллен. Тетке даже каким-то образом -
вероятно, беспрестанным ворчаньем (но только не уговорами - они бы не
подействовали) - удалось заставить мистера Колдфилда дать Эллен по этому
случаю разрешение напудриться. Пудра должна была скрыть следы слез. Но еще
до окончания свадебной церемонии пудра растеклась полосами и склеилась в
комья. Видимо, в этот вечер Эллен вошла в церковь из плача, как входят с
дождя, выдержала всю церемонию, а затем вышла из церкви обратно в плач, в
слезы, даже в те самые слезы, в тот самый дождь. Она села в коляску и под
ним (под дождем) удалилась в Сатпенову Сотню.
Причиной этих слез была свадьба, а отнюдь не брак с Сатпеном. Те слезы,
которые вызвал этот брак - если допустить, что слезы были, - пришли потом.
Пышной свадьбы устраивать не собирались. То есть не собирался, очевидно,
мистер Колдфилд Ты, наверное, заметил, что разводятся по большей части те
женщины, которых сочетал браком жующий табачную жвачку мировой судья в
окружном суде или разбуженный среди ночи священник, у которого из-под
сюртука торчат подтяжки, а воротника и вовсе нет, в роли же свидетеля
выступает его жена или сестра - старая дева в папильотках. Так разве не
естественно предположить, что эти женщины начинают мечтать о разводе не