"Уильям Фолкнер. Авессалом, Авессалом!" - читать интересную книгу автора

Женщины просто сказали, что он исчерпал возможности семейств тех мужчин, с
которыми охотился и играл в карты, и теперь явился в город искать себе жену
- точно так же, как отправился бы на рынок в Мемфис покупать рабов и скот.
Но когда они поняли, на кого именно пал его выбор, ради кого он явился в
город и в церковь, уверенность женщин слилась с удивлением мужчин, а потом
превратилась даже в нечто большее - в изумленье.
Ибо к этому времени город решил, что хорошо его знает. Два года он
наблюдал, как Сатпен с этим своим угрюмым и неослабным остервененьем
возводит оболочку дома и расчищает свои земли, затем три года пребывает в
полной неподвижности, словно его приводило в действие электричество, а потом
кто-то пришел и убрал, размонтировал провода или всю динамо-машину. И
потому, когда он в своем отглаженном сюртуке тем воскресным утром вошел в
методистскую церковь, многие мужчины и женщины думали, что им достаточно
оглядеть прихожан, дабы предугадать, в какую сторону поведут его ноги, как
вдруг они поняли, что он, очевидно, наметил себе отца мисс Колдфилд, и
притом с таким же холодным жестоким расчетом, с каким наверняка прежде
наметил архитектора-француза. Глубоко потрясенные, они наблюдали, как он
начал планомерную осаду единственного во всем городе человека, с которым он
не мог иметь ничего общего, а уж денег и подавно, - человека, который не мог
решительно ничем быть ему полезен, разве что предоставить кредит в захудалой
лавчонке или подать за него свой голос, если б ему когда-либо вздумалось
выставить свою кандидатуру на должность методистского священника, - начал
осаду казначея методистской церкви, лавочника не только со скромным
положением и средствами, но уже обремененного женой и детьми, не говоря о
матери и сестре - всех их он должен был содержать на доход от лавки, весь
товар которой он десятью годами ранее привез в Джефферсон в
одном-единственном фургоне, - человека, пользующегося репутацией
исключительной и несгибаемой, даже пуританской праведности в стране, где в
те времена царили беззаконие и произвол, человека, который не пил, не играл
в карты и даже не ходил на охоту. В своем удивлении они забыли о том, что у
мистера Колдфилда была дочь на выданье. Дочь они совсем не приняли в расчет.
Мысль о любви никак не вязалась у них с Сатпеном. Им скорее приходила на ум
мысль о жестокости, а не о справедливости, о страхе, а не об уважении, и уж
никак не о сострадании или любви; к тому же они, все еще теряясь в догадках,
толковали о том, как Сатпен намерен или как он ухитрится использовать
мистера Колдфилда в тех тайных целях, которые у него еще оставались. Этого
они так никогда и не узнают: этого не узнала даже мисс Роза Колдфилд. Ибо с
того самого дня в Сатпенову Сотню больше никого на охоту не приглашали, и
если теперь им случалось его видеть, то лишь в городе. Однако не без дела,
не праздным. Мужчины, которые прежде ночевали и пили под его крышей (кое-кто
даже стал называть его просто "Сатпен" без учтивого "мистер"), смотрели, как
он проходит по улице мимо Холстон-Хауса, едва касается рукою шляпы, идет
дальше, входит в лавку мистера Колдфилда - и поминай как звали.
- А потом в один прекрасный день он вторично уехал из Джефферсона, -
сказал мистер Компсон Квентину. - К тому времени городу уже пора было к
этому привыкнуть. Тем не менее его положение чуточку изменилось, и ты сам в
этом убедишься, узнав, как город отнесся к его вторичному возвращенью. Ибо
когда он вернулся во второй раз, он в известном смысле стал врагом общества.
Возможно, это произошло из-за того, что он на этот раз привез с собой, -
из-за вещей, которые он на этот раз привез - в отличие от фургона,