"Уильям Фолкнер. Авессалом, Авессалом!" - читать интересную книгу автора

что испанская монета, которой он заплатил за регистрацию своего патента на
право владения землей, была последней из всех денежных единиц, какими он
располагал. Поэтому теперь все были убеждены, что он отправился за другими;
несколько человек в своей уверенности даже опередили (и даже произнесли это
вслух, ведь его тут не было) будущую, тогда еще не родившуюся на свет
свояченицу Сатпена, которая почти восемьдесят лет спустя скажет Квентину,
что он нашел какой-то единственный в своем роде надежный способ прятать
добычу и вернулся к своему тайнику наполнить карманы, а скорее всего
попросту отправился с пистолетами обратно к Реке, к пароходам, набитым
картежниками, а также торговцами рабами и хлопком, чтобы пополнить этот
тайник. По крайней мере именно это некоторые и рассказывали друг другу,
когда два месяца спустя он возвратился - опять без всякого предупреждения, -
причем на сей раз его сопровождал крытый фургон, которым правил кучер-негр,
а рядом с негром сидел маленький человечек с выражением настороженной
покорности судьбе на угрюмом изможденном романском лице, облаченный в
сюртук, в цветастый жилет и в шляпе, которая была бы уместной разве что на
парижских бульварах, и все это - мрачный театральный наряд и выражение
фаталистической и изумленной решимости - он будет неизменно сохранять два
последующих года, между тем как и его белый клиент и негритянская команда,
которой он будет отдавать приказания, да и то лишь косвенно, будут ходить
совершенно голыми, если не считать слоя засохшей грязи. То был
француз-архитектор. Много лет спустя городу станет известно, что он приехал
с далекой Мартиники, доверившись одним только словесным обещаниям Сатпена, и
прожил два года, питаясь зажаренной на костре олениной, в палатке,
сооруженной из парусины, которой был обтянут фургон, прежде чем ему хоть в
какой-то форме заплатили. И до тех пор, пока он два года спустя не проедет
через Джефферсон по пути в Новый Орлеан, он так больше никогда и не увидит
города; то ли он сам не хотел туда ехать, то ли Сатпен не брал его с собою в
город даже в тех редких случаях, когда Сатпена там видели, а в тот первый
день он не успел как следует осмотреть Джефферсон, потому что фургон там не
остановился. Очевидно, Сатпен вообще проехал через город по чисто
географической случайности, остановившись лишь на короткое время,
достаточное, однако, для того, чтобы кто-то (не генерал Компсон) успел
заглянуть под навес фургона в наполненный неподвижными белками глаз черный
туннель, из которого несло смрадом, как из волчьей норы.
Однако легенда о диких сатпеновских неграх возникнет не сразу, потому
что фургон шел вперед, словно даже самое дерево и железо, из которых он был
сделан, равно как и тащившие его мулы, в силу одной только связи с Сатпеном
прониклись стремлением к свирепой неустанной гонке, убежденностью, что надо
спешить, ибо время уходит; позже Сатпен рассказал Квентинову деду, что,
когда они проезжали через Джефферсон, они уже сутки ничего не ели, и он
старался побыстрее добраться до Сатпеновой Сотни и до поймы реки, чтобы
засветло убить оленя, а иначе ему самому, архитектору и неграм пришлось бы
снова лечь спать на голодный желудок. Итак, легенда о дикарях постепенно
возвращалась обратно в город; ее принесли с собою мужчины, которые ездили
смотреть, что там творится, и которые рассказывали, как Сатпен со своими
пистолетами сидел в засаде у звериной тропы, а негров, словно свору гончих,
пускал рыскать по болоту; именно эти мужчины рассказали, как тем первым
летом и осенью у негров не было даже одеял (а может, они ими не
пользовались), чтобы укрываться по ночам; это было даже еще до того, как