"Уильям Фолкнер. Красные листья" - читать интересную книгу автора

длинную белую рубаху, которую ему дал работорговец, совмещавший эту
профессию с саном дьякона унитариатской церкви [унитаризм - учение в
протестантизме, отстаивающее идею единого бога в противоположность догмата
о троице; в XX веке центр движения унитариев переместился в США]. И
говорить он тогда умел только на своем родном наречии.
Теперь он был гол, если не считать коленкоровых штанов, которые индейцы
покупали у белых, и амулета на ремешке вокруг бедер. Амулет состоял из
половинки перламутрового лорнета, привезенного Иссетиббехой из Парижа, и
черепа мокасиновой змеи. Он сам убил эту змею и съел ее всю, кроме
ядовитой головы. Он лежал на сеновале, смотрел на дом, на пароход,
прислушивался к барабанному бою и представлял себе, как он прыжками
носится среди барабанов.
Он пролежал так всю ночь. Наутро он увидел, что знахарь в скунсовом
жилете вышел из рубки, сел на своего мула и уехал. Весь сжавшись, он
смотрел на дорогу, пока не осела пыль, взметенная осторожными копытцами
мула. И тогда он заметил, что еще дышит, и удивился тому, что в нем еще
есть дыхание и ему еще нужен воздух. И снова он лежал и молча смотрел,
выжидая, когда можно будет уйти, и глаза его слегка светились, но
спокойным светом, и дыхание было легким и ровным, и он увидел, как из
рубки вышел Луи Черника и поглядел на небо. Было уже совсем светло, и на
палубе сидели на корточках пятеро индейцев в парадных костюмах; а к
полудню их там сидело уже двадцать пять человек. Когда солнце повернуло на
запад, они стали копать ров, в котором предстояло жарить мясо и печь плоды
ямса; к этому времени собралась добрая сотня гостей - все держались чинно
и благопристойно, терпеливо снося неудобство своих жестких европейских
нарядов, - и негр увидел, как Черника вывел из стойла кобылу Иссетиббехи и
привязал ее к дереву, а немного погодя Черника появился в дверях дома,
держа на поводке старого пса, который обычно лежал возле кресла
Иссетиббехи. Его он тоже привязал к дереву, и сам сел, с важностью
оглядывая собравшихся. Собака вдруг принялась выть. На закате солнца она
все еще выла. Когда солнце стало садиться, негр слез по задней стене сарая
и спустился в овражек, ведущий к роднику. Здесь уже были сумерки. В
овражке негр бросился бежать. Сзади доносился вой собаки. У самого
родника, когда он уже бежал, ему повстречался другой негр, и какое-то
мгновение оба они, один стоя, другой на бегу, смотрели друг на друга,
словно поверх стены, разделяющей два разных мира. Скоро совсем стемнело, а
он все бежал и бежал, стиснув зубы, сжав кулаки, мерно раздувая широкие
ноздри.
Он бежал в темноте. Он хорошо знал эти места, так как не раз охотился
здесь с Иссетиббехой, труся на своем муле рядом с кобылой вождя по следу
лисицы или дикой кошки; он знал эти места так же хорошо, как знали их те,
кто будет его преследовать. Их он впервые увидел на второй день, незадолго
перед закатом. До этого он успел пробежать тридцать миль вверх по руслу
реки, повернуть и спуститься обратно; и теперь, лежа в зарослях пахучей
травы, он впервые увидел погоню. Преследователей было двое, оба в рубахах
и соломенных шляпах; аккуратно свернутые штаны они несли под мышкой;
оружия при них не было. Оба были пожилые, с брюшком, так что быстро идти
не могли; разве что к утру вернутся они по следу туда, где лежал сейчас
негр. "Значит, до полуночи можно отдыхать", - сказал он себе. Он находился
так близко от плантации, что к нему долетал запах дыма и жареного мяса, и