"Павел Флоренский. Соль земли (Сказание о жизни Старца Гефсиманского Скита иеромонаха Аввы Исидора) " - читать интересную книгу автора

Всякого рода люди - монахи и священники, артисты и преподаватели,
студенты и семинаристы, солдаты, мещане, крестьяне, рабочие - кто только не
посещал его. К нему приходили за денежной помощью, за утешением, с
недоуменными вопросами, от жизненной усталости, боясь наказания, с тяжкими
грехами, от великой радости, желая передать что-нибудь для бедных, чтобы
помириться с врагами, чтобы устроить семейные дела, чтобы исцелить недуг,
чтобы изгнать беса - зачем только не приходили к нему. Всех он встречал с
любовью, всех старался удовлетворить. Но особенно любил он отверженных, даже
виноватых. Если все отвернулись от человека, именно тут-то о. Исидор и
начинал проявлять свою любовь более всего. Вот хотя бы одно семейство.
Ходили слухи про разные темные дела его, - что оно многих обмануло, что его
преследует полиция. Но о.Исидор относился к нему с какою-то особенною
заботливостью; посылал им подарки; все, что ни получал, все им отдавал;
пекся о них, как только мог, и поручал это делать и другим.

Вероятно поэтому же с какою-то особливою нежностью относился о. Исидор
и к евреям. Когда ни придешь к нему, всегда сообщает он что-нибудь про
какого-нибудь из привлеченных к христианству через его любовь "еврейчика",
как он говаривал. Бывали у него крестники "еврейчики", и он продолжал
заботиться о них всю их дальнейшую жизнь. В келлии у него висела
фотографическая карточка одного такого еврея с семьею (помнится,
парикмахера), и Батюшка всегда объяснял новым гостям, какой он хороший
человек, точно боялся, что обидят его "еврейчика" и скажут что-нибудь худое
про него. Один из таких "еврейчиков", подлежавший набору, по простоте души
(так, по крайней мере, объяснял Батюшка) не явился куда следует и уехал, за
что был посажен в тюрьму. Оттуда он присылал Батюшке письма, исполненные
тоски и смертельного ужаса, жаловался на нищенское свое положение, умолял о
молитве и о деньгах, сообщал, что только воспоминание об о. Исидоре и
подаренная им икона не дают ему наложить на себя руки. О. Исидор
беспокоился, как если бы дело шло о родном сыне, посылал последнее, что было
у него, и просил приходивших к нему послать что-нибудь "еврейчику", писал
ему своими едва читаемыми старческими каракулями. Это - один из многих
случаев; всего не упомнишь, да и что вспомнишь - не написать: слишком много
было добра в жизни о. Исидора.

Подобным же образом за два года до смерти Батюшка возился с одним
молодым корейцем, несмотря на то, что подвергался из-за этого обвинению,
будто бы принимает к себе японского шпиона.

Часто бывало, что долгое время он кормил кого-нибудь у себя своим
собственным обедом. Так, одного он кормил целую зиму. Но тот украл у Старца
будильник и, притом, Старец застал его за этим делом. О. Исидор жалуется
одному брату: "Все бы, Миша,-ничего, только, вот, молоток он взял, гвоздика
заколотить нечем". Молоток, впрочем, потом нашелся. Но когда впоследствии у
Старца спрашивали: "Что, Батюшка, у Вас украли будильник?", то он, виновато
улыбаясь, говорил: "Ничего не украл, а взял", и переводил разговор на иное.

Подобным образом о. Исидор около трех лет, до самой своей смерти
возился с одним рабочим, которому оторвало машиною руку. Отец Исидор называл
его обыкновенно "безруким". Этого "безрукого" он сам кормил ложкой, раздевал