"Ян Флеминг. Риск (другой перевод)" - читать интересную книгу автора

наклонился к водителю и попросил ехать помедленнее.
Лучший способ добраться из Рима до Венеции - взять билет на
"Лагуна-экспресс", поезд, ежедневно отправляющийся в Венецию в полдень.
Бонд почти все утро провел на телефоне, ведя трудные переговоры со своей
лондонской штаб-квартирой. Естественно, благодаря стараниям "Секции-1"
подслушать эти разговоры было невозможно. Но вот на поезд Бонд еле-еле
успел. "Лагуна", конечно, вещь хорошая, но снаружи она выглядит гораздо
более роскошной, чем является на самом деле. Сиденья в вагонах рассчитаны
на тщедушных итальянцев, а официанты вагона-ресторана подвержены той же
профессиональной болезни, что и их коллеги во всем мире: презрительное
отношение ко всем путешественникам, а к иностранцам - в особенности. Бонду
досталось место в проходе последнего вагона, и если бы за окнами мелькали
даже райские кущи, он не обратил бы на них никакого внимания. Бонд пытался
читать прыгающую в руках книгу, пролил кьянти на скатерть, без конца менял
положение затекших ног и почем зря поносил про себя итальянские
государственные железные дороги.
Но вот наконец поезд миновал Местре и вышел на идеально прямой отрезок
пути, шедший по акведуку восемнадцатого века до Венеции. Потом открылся
никогда не оставляющий человека равнодушным вид прекрасного города, и
поезд стал спускаться вдоль Большого канала прямо в кроваво-красный закат.
И наконец, как показалось Бонду, верх блаженства - лучший двухместный
номер на втором этаже гостиницы "Гритти Палас".
В тот же вечер, соря тысячелитровыми банкнотами в барах "Гарри", "У
Флориана" и "Квадри", самом шикарном из трех, Бонд изо всех сил создавал о
себе то впечатление, которое, для интересующихся, должен был оставлять
преуспевающий литератор, которым он представился блондинке. Затем,
пребывая во временном состоянии эйфории, которое охватывает всех в первый
вечер в Венеции вне зависимости от целей пребывания, Джеймс Бонд вернулся
в гостиницу и проспал восемь часов кряду.
Лучший сезон для Венеции - май или октябрь. Днем ласково пригревает
солнце, ночью - прохладно. Глаза меньше устают от созерцания прекрасных
видов, а ноги - от бесконечного хождения по камню и мрамору, невыносимого
в летнюю жару. К тому же и людей на улицах в это время меньше. Все-таки,
хотя Венеция является, по сути, единственным в мире городом, способным
растворить в себе как тысячу туристов, так и сто тысяч, - пряча их в
боковых улочках, собирая в толпы на площадях, набивая ими пароходики и
гондолы, - гораздо лучше, когда навстречу постоянно не попадаются
ошалевшие тургруппы.
Следующее утро Бонд провел в прогулках по узким улочкам в надежде
обнаружить за собой "хвост". Он даже зашел в пару соборов. Не для того,
чтобы полюбоваться убранством, а для того, чтобы посмотреть, не войдет ли
кто-нибудь за ним через центральный вход до того, как сам он выйдет через
боковой. Но никто за ним не следил. Тогда Бонд отправился к "Флориану",
где заказал "Американо" и выслушал болтовню двух французских снобов о
несбалансированности ансамбля на площади Святого Марка. Поддавшись
импульсу, он купил открытку и отправил ее своей секретарше, которая
когда-то была участником искусствоведческого общества, занимавшегося
Италией, и постоянно напоминала об этом Бонду. На открытке он написал:
"Венеция прекрасна. Пока удалось осмотреть вокзал и здание биржи. С
эстетической точки зрения - очень удовлетворительно. Сегодня буду