"Владимир Филимонов. Чукоча (История собаки, которую предал человек) " - читать интересную книгу автора

на последствия, и принялся выжидать удобный момент.
Если б я знал, что окна поселка были вовсе не слепыми, - и минимум с
полсотни людей наблюдали, схватись за животы со смеху, за моими разбойными
действиями! На глазах достойных людей я с опереточной хитростью крался
по-пластунски, коварно выжидал за углом бани и был, вероятно, просто
отвратителен в откровенной своей алчности, когда сгреб Чукочу за пазуху и
пошел, подло вертя башкой по сторонам, - эдакая оглобля с вороватыми
глазами.
Преступление мне простили то ли за комедию, которую я им отмочил, то ли
из уважения к геологам вообще, то ли потому, что подумали: геологам нужнее.
Через четыре дня я пришел в Дальний снова и лицемерно сочувствовал
двенадцатилетней девочке Катеньке, которая доверчиво спросила у меня:
- Дяденька! А вы не знаете, куда подевался наш щенок Север?
Нет, увы, я не знал, но высказал предположение: может, его съела
медведица, ведь и такое бывает. Катенька недоверчиво покосилась на меня, но
согласилась:
- Разное бывает.

В лагере к Чукоче отнеслись без восторга.
- Он щенок и не выдержит маршрутных нагрузок, - сказал рациональный
Игорь.
- Ведь он привыкнет к тебе, - поддержал его хитроумный Витя,
подчеркивая тем, что содержание щенка теперь целиком на моей совести.
Обе тетки высказались более определенно:
- Виктор Иванович, с сегодняшнего дня их (меня и щенка) поставьте на
отдельное довольствие. Кстати, Борис Петрович, - это мне, - вы его чем
будете кормить?
- Куропатками. С сегодняшнего дня позабочусь, чтобы ни одна
подстреленная мной куропатка не попадала в ваше меню.
- А в сентябре, а в октябре? - не успокаивались тетки.
- А в октябре я его съем сам, - ответил я и скорчил такую кровожадную
морду, что они пожали плечами.
- От вас всего можно ожидать. Вас надо бояться.
Я подумал про себя: зам-то меня бояться нечего.
А вслух сказал:
- Да, я такой и еще в два раза хуже.
В течение двух последующих суток о Чукоче не говорили, но его поведение
вызывало резкое осуждение населения. Страсти накалялись. Чукоча предпринял
попытку завоевать лагерь. Его экспедиция в палатку начальника партии имела
успех, Витя выскочил оттуда и завопил:
- Он разорвал карту бассейна Перистого!
- Не ори так, ты не в Лужниках. Кроме того, воплями карту не склеишь, а
нам с тобой двумя парами ходить три месяца, - угрожал я.
- Я за нее расписывался, ты мне еще ответишь! - продолжал вопить Витя.
Я взял Чукочу под мышку и демонстративно перешел Тополевку вброд. С
другого берега мы наблюдали за действиями неприятеля. Чувствовалось, Чукоча
отлично понимал, что он наделал, но ни капли раскаяния не было на его
мордочке. Наоборот, он наверняка подумывал, а не укусить ли меня, но решил
воздержаться.
Вечером этого же дня Чукоча поднял лапу на палатку научного