"Генри Филдинг. Амелия" - читать интересную книгу автора

арестантов о своем намерении и вне всякого сомнения ваша табакерка вскорости
вернется к вам.
Бут без промедления последовал его совету и небезуспешно, ибо методист
тут же принес табакерку, которую он, по его словам, якобы нашел на полу и
давно бы уже возвратил, если бы только знал, чья она; возведя очи горе, он
присовокупил, что святой дух не позволил бы ему умышленно утаить чужое
добро, сколь ничтожной ни казалась бы цена.
- Ой ли, приятель? - съязвил Робинсон. - Не ты ли частенько говаривал,
будто чем человек греховнее, тем лучше, лишь бы он был, как это у вас
называется, верующим?
- Вы превратно меня поняли! - вскричал Купер (таково было имя
методиста). - Ни один человек не может быть грешен после того, как на него
снизошла благодать. Велика разница между днями, проведенными в грехе, и
днями после покаяния. Ведь я и сам когда-то был грешником.
- Охотно тебе верю! - воскликнул, усмехнувшись, Робинсон.
- А меня не занимает, чему верит безбожник, - ответствовал тот. - Хоть
ты, я вижу, и готов облыжно уверять, будто табакерку украл я, но что мне
твоя злоба, коли Господь ведает, что я невиновен.
С этими словами он удалился, получив обещанное вознаграждение, а Бут,
обратясь к Робинсону, пылко просил простить ему беспочвенные подозрения, что
тот без долгих раздумий и сделал, сказав:
- Так ведь вы, сударь, ни в чем меня и не обвиняли; вы подозревали
какого-то шулера, с которым у меня нет решительно ничего общего. Вот если бы
мой приятель или знакомый с легкостью поверил бы любой возведенной на меня
напраслине, - тогда дело иное; но обижаться на вас за то, что вы поверили
словам какой-то потаскухи или поклепу пройдохи, который угодил сюда за то,
что шарил по чужим карманам, о чем вы, возможно, не знали, у меня нет
никакой причины. И коль скоро вы принимали меня за шулера, то у вас были все
основания подозревать меня в чем угодно; ведь я и сам очутился здесь по
ложному показанию одного из таких вот негодяев, который мошеннически обыграл
меня за картами, а потом, прослышав, что я намерен обвинить его перед
судьей, предупредил меня, напав на меня первым: судья Трэшер выдал ордер на
мой арест и, не дав мне сказать ни слова в свое оправдание, упек сюда.
Это признание вызвало у Бута живейшее сочувствие; он предложил
Робинсону пообедать с ним, и остаток дня они провели вместе. После обеда,
желая доставить приятелю удовольствие, Бут сел с ним за карты; сначала
ставили по по-лупенсовику, а потом и по шиллингу, и тут фортуна оказалась
столь благосклонна к Робинсону, что вскоре Бут проигрался в пух и в прах.
Такую поразительную удачливость игрока люди, не очень-то верящие в
божественность фортуны, нередко принимают за нечто другое. Я знавал,
например, в Бате одного чужестранца, которому весь вечер так везло (я мог
бы, пожалуй, сказать - не везло), что почти всякий раз, как он сдавал карты,
главные онеры {26} попадали именно к нему, и в результате на следующий день
все присутствовавшие старались держаться от него подальше. Как бы там ни
было, но мистер Бут, несмотря на природную доверчивость, начал все же
колебаться, не зная, на что больше полагаться - на слова ли самого мистера
Робинсона о себе или на то, что говорят о нем другие.
Наутро голод вновь посетил мистера Бута и застал его в том же
положении, что и накануне. Поразмыслив немного, он решил попросить мистера
Робинсона ссудить ему один-два шиллинга из тех, что еще недавно принадлежали